Артур Чубаркин, депутат тольяттинской думы, психотерапевт, путешественник: «Я себя считаю реальным пессимистом»

У Артура Чубаркина часто любопытствуют о его путешествиях: он автономно добрался до Северного полюса, не раз бывал в местах, где не ступала нога человека. Или просят совета как у психотерапевта: он практикует 31 год, а число его образований и курсов не укладывается в разумное количество строк для интервью. Tolyatty.ru Артур Владимирович рассказал не только о том, как выжить в невиданных диких местах, щедро дарящих гормоны удовольствия, но и в ситуациях вполне будничных и заурядных.

– Вы родились на Чукотке в семье полярного летчика. А повзрослев, выбрали самарскую лесостепь и психотерапию. Как так получилось?

– Выбирал не я: родители за 15 лет жизни на Чукотке стосковались по среднерусской природе – чтобы была и река, и лес. Я на отца и мать ворчу, потому что считаю, они меня рано увезли с Севера. Школьные друзья остались там, стали известными вездеходчиками и исколесили всю Чукотку. Моя же тяга к ней заставила туда вернуться, стать каюром, сформировать упряжку и обойти на ней Север.

– Профессию тоже родители выбирали?

– Нет. Отец часто брал меня на вертолете к оленеводам, и я собирался быть летчиком, как и он. Но в 10 классе выяснилось, что у меня плохое зрение – пришлось всё переигрывать. Меня интересовала медицина. Может, оттого что вдруг резко из-за состояния здоровья обломилась мечта стать летчиком, решил быть врачом, чтобы как-то на это влиять. Интересовали люди и психология: еще не зная, что есть такая специальность, проводил в школе опросы, был лидером в плане общения, всех мирил, вёл переговоры с родителями, когда друзей надо было отпросить на улицу.

– Говорят, люди идут в психологию, если хотят решить свои проблемы, а вы утверждаете – из интереса к людям…

– Я говорю, что в психологию идут, чтобы, наоборот, не решать свои проблемы. Одно дело знание, а другое – умение. То есть знать законы человеческой психики и уметь быть гармоничным – совершенно разные вещи.

– Но вы уже давно работаете психотерапевтом: всё-таки решили свои проблемы?

– Наверное, со стороны виднее. Хочется ответить утвердительно, но чтобы не ошибиться, не буду этого делать. К примеру, путешествия для многих, кого знаю, – способ бегства, способ спрятаться от реальности, от неудовлетворенности собой в городской жизни. Вернувшись из похода, они мечтают снова туда пойти и мучаются, прозябают в депрессии. Про себя такого сказать не могу: я активно, полноценно живу и реализовываюсь во многих направлениях. Но люди всегда остаются для меня главным: интерес к ним не пропал. Это, считаю, тоже признак, что свои проблемы решил. Ведь в психологию обычно идут личности со стратегией героя, спасателя – те, кто тратит энергии больше, чем может восстановить. У них быстро происходит синдром профессионального сгорания. Я же 31 год работаю и не собираюсь уходить из профессии, как некоторые коллеги.

– Их можно понять: многие разочаровываются в человеческом роде. Почему с вами этого не происходит: везет на хороших людей или умеете в них видеть что-то замечательное?

– Как думаете, выгоднее быть оптимистом или пессимистом? Редкий человек на этот вопрос скажет: «Реалистом». Это подход психологически взрослого: мне другие ничего не должны. Если в итоге от них что-то получаешь, тебя это радует, как неожиданный подарок. А когда что-то ждешь, и этого не дают – будет обида, огорчение и разочарование.

Я себя считаю реальным пессимистом. Реалистом на 100% еще не стал, думаю, выгоднее все чуть-чуть недооценивать, меньше ожидать. Ещё полагаю, моя жизнь не во всем, но во многом от меня зависит, и в этом стараюсь добиться результата.

– У вас много социальных ролей: психотерапевт, глава ассоциации психологов, депутат, путешественник, член делового клуба, муж, отец… Какую из них считаете главной?

– Я себя называю на данный момент «врач, депутат, путешественник». Врач – это незыблемое, это всегда было. В депутаты подтолкнул пойти как раз жизненный подход, о котором говорил. Сначала набираешь энергии, чтобы разобраться в себе, потом – в ситуации семьи, в коллективе-организации, а затем выходишь на уровень выше. У меня появились силы и видение, как и что можно поменять в городе, в котором живу. Но в итоге пришлось большие проекты, какие были до этого – Антарктида, Арктика – отодвинуть. Сейчас есть только малые. Например, в прошлом году был сплав по реке Майеро (Таймыр). Это дикие места, куда можно добраться лишь вертолетом, где не встретишь людей. Первозданность природы защищает громадное количеством мошки! Там очень красиво: край водопадов за линией полярного круга, краски пастельные и совершенно другое солнце.

Этим летом собрались в трехнедельную экспедицию на остров Итуруп. В январе 2013 года планирую организовать Жигулевскую кругосветку на собачьих упряжках. Есть парусная, байдарочная, велосипедная, скоростная, а эта будет на собаках! Их привезем из Костромы, где замечательный питомник. У нас сибирская хаска становятся популярна в силу красоты – у неё голубые глаза, но свой ездовой потенциал не реализовывает: с ней надо бегать через день хотя бы до 20-30 километров. Кругосветку планируем расширенной – около 320 километров по льду, заповеднику, селам. Весь маршрут разобьем на пять-шесть этапов. Участники будут съезжаться за три дня до старта и осваивать упряжку из шести собак. Каждый получит удостоверение каюра и за пройдет свои 50-60 километров.

– А почему из приоритетных ролей выпал «папа» и «муж»?

– Роли, что назвал, направлены на людей. А так, конечно, у меня замечательная семья. С женой около 20 лет работаем вместе психотерапевтами, последние два с лишним года каждый вторник ведем в прямом эфире радиопередачу «Психологический практикум» – уже выпустили диск передач.

Дети выросли: дочке 27, сыну 20. Он, кстати, ходил со мной в Карелию – это был его первый зимний поход. Вообще, дети с пяти-шести лет отдыхают со мной на природе. Любят водные маршруты, пещеры, теперь сын ещё на ходит на собачьих упряжках. И всё время меня дёргает: «когда мы поедем на Чукотку?»

– Как, кстати, ваши родители восприняли, что вы туда решили вернуться?

– Сейчас они привыкли. Но раньше, когда собирался в северные экспедиции, отец говорил: «Про себя мне понятно: работа была такая. А ты-то что туда едешь?» Я отвечал: «Вот если бы вы попозже уехали с Чукотки, я бы ей «наелся». Когда с Георгием Карпенко родилась идея автономно идти на Северный полюс, согласовывали мотивы. У него с детства была мечта преодолеть самый трудный маршрут и подняться на вершину земного шара. А я хотел набраться энергии, прикоснуться к детству. Ещё у нас была разница в подходе к путешествию: я сразу предупредил, что в опасной для жизни ситуации скажу поворачивать назад, вызову вертолет – меня не интересовало достижение полюса любой ценой. Часто, когда рассказываю об экспедиции на Северный полюс, мне замечают: «Вы будто по льду Волги пошли до Самары». Не совсем так. Прежде была большая подготовка, и мы всё сделали, чтобы исключить страшные ситуации. По мне, победитель – это человек, который так подготовился к достижению своей цели, что практически автоматически её добивается. Меня пытаются записать в экстремалы, но я не таков. Все, кто под моим руководством ходил в экспедиции, подтвердят: максимальная безопасность и комфортность. Люди на маршрутах даже не худеют!

– Тем не менее отец, когда вы в первый раз отправлялись на Сервер, волновался. Сейчас уже ваш сын просится в сложные походы. Как вы это воспринимаете?

– Конечно, я тоже буду волноваться, спрашивать дотошно: «А вот это как? А что, если это? А это взял?» Но это его выбор, и буду только поддерживать в нём сына. К тому же мне нравится, чем и как я живу. Меня не интересует бесконечное зарабатывание денег. Знаю, сколько нужно для реализации целей. То есть деньги – это средство для воплощения потребностей. А большинство людей, к сожалению, ставит их самоцелью, и когда они будут жить – непонятно.

– В одном из интервью вы оценивали психологический возраст российских правителей. Сказали, все они – дети и подростки. А себе сколько лет даёте?

– Чтобы было понятно, это профессиональный подход. По психологическим канонам взросление человека начинается в шестилетнем возрасте и в норме к 16 годам он должен стать психологически зрелым: его представления и модель поведения должны совпадать с законами жизни – законами природы, эмоций, мужских-женских отношений, социума и так далее. И это реально, но, к сожалению, в России лишь 20-25% людей психологически зрелы. Остальным равномерно от шести до 15. Результативность зависит как раз от того, насколько мозг способен выбирать адекватные ситуации поступки. Поэтому если человек психологически шестилетний, он фантазер, ребенок. Когда называл психологический возраст главных руководителей страны, имел в виду, что стремиться к власти может или идеалист (но он быстро обломает крылья) или подросток 11-14 лет (возраст самоутверждения, освоения агрессии). Поэтому большинство достигших власти – подростки. А себе даю 15 лет.

– Значит, ещё не повзрослели?

– Ещё есть куда стремиться.

– В связи с этим ваши путешествия – это сумасбродства, приключения или испытания?

– Не то, и не другое, и не третье. Это вариант получения удовольствия от жизни. Я хожу не за адреналином, а за эндорфинами. Даже на Северном полюсе, когда вечером ставили палатку, куда Георгий стремился спрятаться, я ещё часок-другой гулял: хотелось наслаждаться воздухом, звездами, ветром.

– …температурой минус 45 градусов.

– Ну, минус 45 у нас было только на подготовительных маршрутах по Таймыру. А те два месяца, которые шли на полюс, столбик термометра опускался максимум до 38. Но в палатке, где нет ветра, с примусами температура поднимется до минус 20-15, для нас была зона комфорта: раздевались до трусов и получали удовольствие, потому что уставали от тяжелой одежды. Однако в последнюю неделю тепла не хватало даже для того, чтобы согревать на животе батарейки.

– И насколько долго достаёт запаса удовольствия, который получаете в путешествии?

– Вот вы говорите о путешествиях, а удовольствие можно получить не только в них. Есть замечательные свойства – спонтанность и чувствование. Последнее дано нам от природы и главное – его не потерять. Спонтанность – способность совершать неожиданные поступки, которые подсказывает твоя чувствительность. С этими свойствами и в городе можно в любой момент «споткнуться» о какой-то аромат, который донёс ветерок, и в доли секунды наполниться энергией. С этими свойствами человек, у которого весь день расписан, способен в определённый момент остановиться и перестать гнаться за выполнением плана, например, зайти на несколько минут в лес.

– Вы где только не были: в Саянах, на Таянь-Шане, Памире, Шантарских островах, Чукотке, Байкале, Антарктиде… Какое путешествие оказалось самым ярким?

– Наверное, на Антарктиду, полюс и Шантарские острова – это три места, которые сильно откликнулись внутри. Про полюс уже говорил. А вот Шантарские острова… Они находятся к северу от Сахалина, необитаемые, удивительные своей красотой. Это медвежий край. Во время сплава по реке Унья за 12 дней встретили 56 медведей! Все они спустились с гор на период нереста горбуши: у каждого впадающего в реку ручейка сидел свой хозяин тайги. Когда останавливались на ночь, он недовольно прятался за кусты, время от времени голова его поднималась: ушли мы или нет?

– У вас огромный багаж научных знаний и эмпирического опыта. Но всё же, кто для вас был главным учителем?

– Первым, конечно, отец. Он настоящий крепко стоящий на ногах, уверенно идущий по Земле мужик. Все сыновья проходят этап соперничания с отцом, и их задача – вырываться из послушания, стать личностью. Своего отца я в полной мере воспринял к 35 годам. В профессии и в подходах к жизни мне много дали психотерапевты Михаил Покрасс, Эдмунд Эйдемиллер. Учусь у жены. Благодаря ей от многого идеалистического отказался. Приглядываюсь к детям: они живут в меняющемся мире и помогают не отстать от него.

– А в Бога верите?

– Ношу на груди соловецкий крест – особой формы и красоты крест-покровитель путешественников и мореходов. К Богу отношусь не как к идолу. Считаю, есть что-то большее, чем мы, что человеку привычнее облекать в образ Бога, некая высшая иерархия, к которой нужно относиться с уважением, прислушиваться. Часть этого гармоничного подхода находится внутри нас – это интуиция. Я прислушиваюсь к ней. Для меня природа и Бог – очень близкое. А мой крест на груди – больше приобщение к национальным корням. С удовольствием хожу в храм, чтобы поразмышлять о себе, о жизни. Любое вероисповедание воспринимаю хорошо: если с почтением относиться, высшая сила тебя будет поддерживать.

– Но, несмотря на то, что есть опора на высшую силу, учителей и опыт, случаются у вас личностные и душевные кризисы?

– Обязательно. Я обычный человек. Да, много знаю, но часть поступков нам всем дается через перенапряжение.

У меня есть принцип: если тебе плохо, нельзя пользоваться алкоголем. Потому что именно проживая трудные моменты, мы взрослеем. Поэтому важно, когда у тебя кризис, переживать, только тогда сможешь выйти на следующую ступень, превратиться в человека с другим качеством. В кризисе важно иметь внешнюю систему контроля за собой – это более зрелые люди, просто другие, которые сейчас не в кризисе и которые умеют то, чего не умеешь ты. Важно иметь личного психотерапевта (у моей семьи, к примеру, есть личный семейный психотерапевт в Москве). Прожить кризис – это изменится. Он касается того, что ты не умеешь сам или плохо умеешь, его задача – на высоте напряжения суметь частично изменить человека в слабом месте. И чтобы не ошибиться, нужны другие люди, потому что мнение человека о своих слабых местах неадекватно. Со стороны всегда виднее: нет той остроты боли.

– Сейчас все живут в условиях катастрофической нехватки времени. У вас много социальных функций, а ещё и хобби: фотография, видеосъемка. Как вы всё успеваете?

– Стараюсь вкладываться и столько же получать в ответ – это закон сохранения энергии. Но вообще времени не хватает. Просто должны быть приоритеты. Для меня получать удовольствие от жизни – первый приоритет. Выбираешь главное на день, а второстепенное оставляешь на завтра и просто себе прощаешь.

– Если говорить о будущем, то какие земные задачи себе ставите?

– Вопрос, который сейчас волнует, баллотироваться ли в следующий созыв думы. Удовлетворение от депутатской деятельности не очень большое, потому что результативность на месте маленькая. С другой стороны, этому появилось объяснение: чаще всего мы хотим изменить то, что относится к федеральному или региональному уровню власти. К тому же у нас не конфедерация, а федерация: за нас решает Москва, она же забирает много ресурсов Тольятти. Поэтому за предыдущие три года как депутат больше помогал именно конкретным людям.

– А большая мечта есть?

– Есть. Хотя с ними у меня плохо – они становятся целями, я знаю, как их достигать, и достигаю. Мечтаю лет через пять-семь уехать на Чукотку на полгода, покочевать с чукчами-оленеводами, которые до сих пор живут в первобытно-общинном строе, у которых в яранге горит огонь, и снять об этом фильм.

Некоторые мечты долго не трогаю. К примеру, много лет ездил между Самарой и Тольятти и очень хотел забраться на Царёв курган. И в какой-то момент подумал: сейчас надо эту мечту реализовать. Остановился, взошёл на вершину, а там, оказывается, живёт очень много лис. Стоишь – вокруг люди снуют, машины едут, река течет, церковь, дома торчат, а тут лисы живут своей жизнью... В следующий раз, когда захватит спешка, бросьте всё и поднимитесь. Хотя бы на Царёв курган. Это займет десять минут, а вы для себя откроете совершенно неожиданные вещи.