Говорят, что нефти в России осталось на 59 лет. Что с нами будет, когда она кончится?

В мае министр природных ресурсов Александр Козлов сказал, что в России нефти при существующей добыче осталось всего на 59 лет. Он также заявил о необходимости развивать геологоразведку, в том числе в труднодоступных местах. С похожим прогнозом в апреле выступил глава Роснедр Евгений Киселев. По его расчетам, нефти в стране осталось на 58 лет, из них рентабельной — на 19. Но добавил, что с развитием технологий этот рубеж сдвинется.

Такие сроки — это много или мало? Ведь Россия — нефтезависимая страна: примерно треть нашего бюджета зависит от доходов с нефти. Что будет, если она кончится? В этом мы попытались разобраться в компании экспертов.

В прогнозах Минприроды и Роснедр речь скорее идет о рентабельных запасах нефти в стране. В правительстве понимают, какие у нас есть объемы изученных запасов и сколько нефти каждый год мы добываем. Первую цифру делят на вторую — получается приблизительно 59 лет.

Но не нужно думать, что эта цифра окончательная. Она постоянно меняется и сильнее всего зависит от мировых цен на сырье. Чем выше цена на нефть, тем больше месторождений можно разрабатывать. Сейчас баррель нефти марки Brent стоит около 70 долларов. При такой цене выгодно добывать нефть в Сибири, Татарстане и Башкирии. Но совсем невыгодно разрабатывать месторождения на арктическом шельфе. Для этого цена на нефть должна быть выше 90 долларов за баррель, а таких цен не было с 2014 года. Поэтому последние 7 лет это направление в России практически не развивается. Но эта ситуация быстро изменится, если цены на нефть вырастут до 100 долларов за баррель. Многие месторождения тут же станут рентабельными, и рубеж 59 лет сдвинется еще немного.

Второй по значимости показатель, который влияет на рентабельность нефти, — это налоговые сборы. Государство, если захочет, то разными льготами может стимулировать добычу в трудных местах.

— Львиная доля себестоимости нефти приходится на всевозможные фискальные сборы, — объясняет заместитель директора по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Александр Белогорьев. — То есть на налог на добычу полезных ископаемых. Поэтому экономическая рентабельность разработки нефтерождений в России в действительности зависит от тех налоговых условий, которые предлагает государство. С начала 2000-х годов в России одна из самых жестких систем налогообложения нефтяной отрасли с одним из максимальных процентов изъятия выручки. Но с 2007 года государство стало предоставлять льготы по отдельным категориям месторождений в зависимости от их географического расположения, выработанности и состава ресурсной базы. Весь рост добычи, который был существенным в 2010-е годы, в основном пришелся на эту льготированную добычу. С одной стороны, у нас жесткие налоговые рамки, с другой стороны — даже в них очень много исключений.

Не в последнюю очередь на цифру рентабельных запасов может повлиять технологический уровень отрасли. Об этом как раз и говорил глава Роснедр Евгений Киселев. Так, например, о сланцевых пластах в Америке было известно еще в XIX веке, но «сланцевая революция» произошла, только когда появились технологии горизонтального направленного бурения в сочетании с гидроразрывом пластов.

На этот счет у экспертов идут споры. Согласно основной теории происхождении нефти, она образуется в мантии земной коры под воздействием высоких температур, давления и сложных химических реакций. Потом образовавшаяся нефть утекает по разломам в земную кору, где ее и добывают.

Есть основания полагать, что нефть возобновляемая. Нередко бывало и так, что выработанные и уже законсервированные месторождения вновь наполнялись. Например, на Ромашкинском месторождении в Татарстане значительную часть нефти сейчас добывают на старых и уже, казалось бы, выработанных месторождениях. Выходит, что месторождению можно дать время «отдохнуть», и оно снова наполнится нефтью.

Но такой «отдых» может занять много лет. Поэтому проблема сейчас скорее в том, что нефть заканчивается в легкодоступных месторождениях. Условные нефтяные «сливки» добыли еще в прошлых десятилетиях, сейчас искать нефть приходится всё в более труднодоступных местах.

— Пик добычи нефти в России был пройден в 2019 году, — говорит Михаил Крутихин, аналитик нефтегазовой отрасли. — Думаю, что такого уровня добычи больше не будет. Основная причина — ухудшение оставшихся запасов. Для того чтобы ее добывать, нужно чтобы цены были 80 или больше долларов за баррель. Нефтяные компании не хотят идти на новые месторождения. Если начать вкладывать в разработку новых запасов, то примерно 10–15 лет придется подождать, пока инвестиции начнут окупаться и приносить прибыль. Но в России нет налоговой стабильности. Поскольку несколько раз в год меняется налоговая система в нефтяной отрасли, никто не знает, что будет через год, не говоря о 10–15 годах.

Добыча нефти усложнена не только в России, но и почти всех странах, которые ей занимаются.

— Приходится увеличивать добычу на морских месторождениях, как, например, в Бразилии. В Канаде добывают нефть из нефтяных песков. В США — из сланцевых месторождений. Всё это приводит к общему росту себестоимости добычи нефти и снижению экономической эффективности для нефтедобывающих компаний, поскольку это не отражается на цене. Но, с другой стороны, если говорить именно о ресурсной базе, то ее достаточно. Если действительно будет угроза какого-то дефицита нефти, то рынок отреагирует повышением цен, что позволит вовлечь в разработку более дорогие месторождения, — говорит Александр Белогорьев.

Эксперты предполагают, что в районе 2030–2035 года пройдет мировой пик спроса на нефть. После чего спрос на нефть либо стабилизируется, либо начнет снижаться. Но это во многом зависит от того, как будет проходить декарбонизация мировой экономики — то есть переход к более экологичным источникам энергии. Нефть в эту политику не вписывается, так как находится на втором месте после угля по доле выбросов парниковых газов.

Как минимум треть доходов в бюджет России поступает от нефти и газа. Начиная с 2005 года, доля этих доходов в бюджете РФ варьировалась от 36% до 51%. В 2019 году этот показатель был 39%, а в 2020 году упал до 28%. Вместе с мировыми ценами на нефть упали и наши доходы в бюджет.

— 28% — это официальные данные, — говорит Михаил Крутихин. — Кажется, что это немного. Но дело в том, что в эти 28% входят только два налога: налог на добычу полезных ископаемых и завозная экспортная пошлина. Но сюда не включаются дивиденды от нефтегазовых компаний. Не включаются налоги на прибыль от нефтегазовых компаний. Налоги, собираемые с сотрудников нефтегазовых компаний. Поэтому если посчитать общие поступления в федеральный бюджет от нефтегаза, то это будет примерно 60%. Но 28% — это удобная цифра, поэтому ее все цитируют.

Поэтому и будущее снижение спроса на нефть ничего хорошего России не принесет. Больше всего проблем, считает Александр Белогорьев, возникнет на европейском рынке. К 2050 году Евросоюз готовится полностью отказаться от бензиновых и дизельных автомобилей — это серьезный удар по нашему экспорту.

— Россия может столкнуться с большими проблемами с частью поставок нефтепродуктов, особенно в Европу. Прежде всего в зоне риска находится дизельное топливо. Та модернизация нефтепереработки, которая активно велась последние 10 лет в России, была заточена под выпуск дизельного топлива. Причем на экспорт. У нас сейчас производство дизельного топлива в два раза превышает внутренний спрос, — говорит Белогорьев.

Но даже если спрос на нефть снизится, это не значит, что добыча нефти в России прекратится и мы полностью потеряем этот рынок. Это скорее означает, что конкуренция между поставщиками усилится. На рынке останутся поставщики, у которых себестоимость добычи нефти наиболее низкая.

— На рынке, который будет стагнировать с точки зрения потребления, основными конкурентами останутся Россия, Саудовская Аравия и США. А также страны Персидского залива — у них себестоимость ниже, чем в России, потому что климатические и геологические условия намного лучше. Но всё равно Россия достаточно конкурентноспособна. Выдавливания России с рынка сырой нефти пока никто не ожидает, — объясняет эксперт.

Более негативный прогноз дает Михаил Крутихин. Он считает, что после 2035 года Россия не останется на рынке нефти. Мы просто не сможем конкурировать с более дешевой в добыче нефти из Саудовской Аравии.

— Если будет сокращаться мировой спрос на нефть, то в первую очередь на ту, что дорого обходится в производстве. Останется фактически одна Саудовская Аравия с приятелями по Персидскому заливу. У России нет места на будущем рынке, — подытожил эксперт.

Если говорить про нефтяную сферу, то можно пробовать наращивать конкурентноспособность на рынках производства высокого предела — то есть полиэтилена, пластика, лаков, топлива и других продуктов, основой для которых является нефть. Полностью закрыть этим потери от падения спроса на нефть не получится, но какую-то часть компенсируем. Уже сейчас этот рынок очень конкурентный. Состязаться нам придется с теми же Европой и Китаем.

Большинство экспертов сходятся на том, что решить проблему 2035 года без системных изменений вряд ли получится.

— Нужны коренные реформы. Переделка подхода к экономике. Надо поощрять интеллектуальную собственность, а не грубую эксплуатацию природного сырья. Надо работать в кооперации с другими странами, где развиваются высокие технологии. А у нас, к сожалению, импортозамещение, то есть работать не вместе с передовыми носителями технологий, а вместо них. Мы далеко зайдем, если будем намечать пути выхода из экономического положения, но всё равно придем к какому-то политическому взгляду, — говорит Крутихин.

В России стратегия перехода на зеленую энергию очень консервативна. Никаких радикальных изменений в ближайшие годы ждать не стоит. Во-первых, в России очень большая доля газа — около 55%. Во-вторых, развитая с советских времен атомная энергетика. Что-то быстро улучшить в этих условиях достаточно сложно.

В качестве примера того, как власти пытаются увеличить объем зеленой энергии, эксперт Белогорьев приводит проект Минэнерго. Программа поддержки ВИЭ (солнечные, ветряные электростанции и малые ГЭС) реализуется до 2035 года. Проектам, прошедшим отбор, гарантируется окупаемость инвестиций за счет повышенных платежей оптовых потребителей, то есть от разных промышленных предприятий. Но, конечно, такой расклад не очень выгоден самим промышленникам — у них повышается общий тариф на электроэнергию. Поэтому пока на рынке зеленая энергия проигрывает более дешевому газу.

— Если мы говорим о ветре, то у нас огромный ветровой потенциал. Но он сосредоточен вдоль морей Северного Ледовитого океана. По солнцу у нас хорошие условия в Якутии, но там проблема снега, который нужно отчищать. Почему в Сахаре мало строят солнечных панелей, хотя там много солнца? Потому что его заносит песком. Там проблема в очень энергоемкой отчистке панелей от песка. То же самое в Якутии со снегом. Возможности есть, но использовать их достаточно сложно, — считает Александр Белогорьев.

Но дело даже не в технических проблемах. В таких регионах, как Якутия, зеленая энергия могла бы быть востребована, но там мало конечного потребителя. Поэтому такие проекты пока не кажутся рентабельными. В начале июня этого года правительство сократило объемы поддержки проектов на основе возобновляемых источников энергии (ВИЭ) с изначально предполагавшихся 437 миллиардов рублей до 360 миллиардов рублей.