Константин Титов, первый губернатор Самарской области: «У меня не было оружия и охраны»

Он был губернатором Самарской области на протяжении 16 лет, баллотировался в президенты России и представлял регион как сенатор в Совете Федерации РФ. Имя Константина Титова тесно связано с временами перестройки и становления современной политики. Под его руководством регион пережил непростые 90-е и многочисленные перемены. Были потери, были взлеты, и не все решения вызывали положительную реакцию. Но свою деятельность Константин Алексеевич, несмотря на солидный возраст, не останавливает и продолжает отстаивать свои политические идеалы. Как бывший губернатор оценивает современные настроения общества? Могла бы Самарская область пойти по другому пути, стать богаче и успешнее? И что этому помешало? На эти и другие вопросы Константин Титов ответил в интервью 63.RU.

— Сейчас в Самарской области, да и в России в целом, ощущается некая потребность в политических переменах. Есть мнение, что в обществе назрели протестные настроения, учитывая последние события. Как, на ваш взгляд, власти с этим нужно работать?

— Шота Руставели писал: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Мне кажется, это относится к некоторым нашим оппозиционерам. Они смотрят со стороны. Когда начнут работать сами, отношение поменяется. Протестные настроения были, есть и всегда будут. Власть должна быть готова ответить им. Но, ребята, надо свои требования сформулировать. Пусть люди сформулируют свою позицию, опишут проблемы, выберут лидеров и организуют встречу с властями. В этом случае можно и встретиться, и обсудить, найти компромисс.

В то время, когда я был губернатором, тоже были митинги, и довольно много. Мы старались встречаться с лидерами мнений, обсуждать проблемы. В те времена по закону губернатору было положено оружие. Никогда я его не брал, не держал в кабинете и не носил с собой. Представьте только — пришел встречаться с людьми с оружием. Какое в этом случае может быть доверие?

— На моей памяти тяжелой была забастовка работников завода имени Масленникова. Вел народ такой грамотный, энергичный парень по фамилии Исаев. Рабочим задерживали зарплату. В качестве протеста они перекрыли Ново-Садовую — и трамвайное, и автомобильное движение. Мы день потерпели. Потом я приехал сам в эту толпу. Встретились с Исаевым. Я ему объяснил, что предприятие федеральное и вопрос выплаты зарплаты зависит не от региональных властей. Но в течение недели пообещал добиться выплаты зарплаты за один месяц. Но Исаев уперся, расходиться люди не стали. Пришлось милицию привлекать — ОМОН строем всех отодвинул с дороги, без насилия. Потом люди разошлись, а через неделю они получили зарплату, как я и обещал. По центральному ТВ тогда показывали, что демократ Титов разгонял протестующих. Ничего я не разгонял. Я навел порядок.

Не надо нарушать прядок. Надо добиваться нужных вам вещей без этого. Я вот, например, открыто выступаю за прямые выборы муниципальной власти — был бы губернатором, не отменял бы их. И президенту Владимиру Путину говорил об этом.

— В последнее время обострилась борьба консерваторов и либералов относительно роли перестройки в России и дальнейших путей развития страны. Звучит много мнений о том, что Горбачев и Ельцин развалили Советский Союз, развалили государство. Как вы считаете, это справедливые заявления? Или предпосылки для кризиса были и до этого?

— Я глубоко убежден, что Горбачев и Ельцин не развалили страну. Это произошло из-за Августовского путча, создания Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) 18 августа 1991 года. Без бунта Горбачеву бы удалось внедрить новый федеративный договор, который предусматривал возможность для республик входа в СССР и выхода из него. И в этом случае многие бы вещи можно было просто утрясти. Но случилось то, что случилось. Были вещи, которые нельзя оправдать. Это наведение порядка силой в союзных республиках.

При этом были предпосылки для экономического кризиса. Будем говорить откровенно — плановая экономика не сработала. Был дефицит товаров. У простых людей не было достаточного стимула к труду. Перемены были нужны. Но позицию Ельцина трудно оценивать. Он говорил: «Берите столько свободы, сколько хотите». Но не все правильно воспользовались этой свободой. У него была позиция слома старых устоев, построения нового.

— Я же часто говорил: «Зачем ломать, давайте строить рядом». Да, это консервативный подход. Но в консерватизме нет ничего плохого. На его фундаменте можно делать очень многое. Сейчас консерватизм СССР мы развиваем в рамках социальной помощи гражданам, развития образования, здравоохранения.

Мне думается, что неправильно оценивается и либерализм. Воспринимают его как вседозволенность. Но это не так. Либерализм тоже подразумевает развитие демократии, подчинение меньшинства большинству. Но есть механизмы, которые учитывают мнение меньшинства, — встречи, дискуссии, саммиты, в том числе и парламенты разного уровня: муниципальные, региональные, федеральные. Когда мы всё это окончательно осознаем, то движение будет вперед. Говорить о том, что либерализм подразумевает неподчинение законам, наплевательское отношение к государству, неправильно. Неподчинение законам — это анархизм. Наплевательское отношение к государству — это отсутствие патриотизма.

— Как Самарская область встретила перестройку? Какие сложные решения вам приходилось принимать в те времена?

— В те времена нам надо было совершенствовать законодательство, наводить порядок. На уровне губернатора все решения были сложными. К тому же ты не всегда на сто процентов мог самостоятельно принимать их. Для меня сложнее всего далась отмена талонов. Это был риск, но и иного пути не было. В 1991 году у людей были талоны, но что-то взять на них они не могли — в магазинах ничего не было. При этом были черные рынки — например, в Зубчаниновке, Смышляевке. Там было полно товаров, но и цены были огромные.

Моя идея заключалась в том, что если мы строим рыночную экономику, то нужно отменить талоны и регулирование цен на продовольствие. Дать возможность ценам на сельхозпродукцию быть свободными. Тогда будет изобилие. Обсуждали это на заседании Правительства РФ, которое проводил президент Борис Ельцин. Егор Гайдар (он тогда был премьер-министром) предлагал отменить талоны, регулирование цен одновременно по всей стране в январе 1992 года. Но я попросил разрешения сделать это в Самарской области раньше. Мы бы просто не дожили — запасов уже не было. Гайдар, конечно, был против. Но и я не уступал. Мы ведь, ребята из Самары, неуступчивые. Неожиданно за меня вступился Гавриил Попов — тогда мэр Москвы. Сказал, что и столице тоже нужны такие перемены. Меня-то Ельцин не очень хорошо знал, а вот Попова — хорошо. Поэтому дал нам разрешение, но сказал, что за последствия будем отвечать своей головой.

— Верховный Совет был против, приезжали сюда с комиссией и даже ставили вопрос о том. Чтобы снять меня с должности. Но Габибулла Хасаев, который был тогда моим заместителем, сделал очень грамотный доклад, директора крупных предприятий меня поддержали. Долго обсуждали, разбирали. В результате и Верховный Совет одобрил мою экономическую политику.

Но ведь другая проблема возникла — с прилавков исчез хлеб на границе 1991–1992 годов. Решили поднять цены, чтобы хотя бы из других регионов привозили. Некоторые боялись это делать — были случаи, когда люди за такое лишались должности. Мы провели эксперимент в Тольятти. Он оказался успешным. Применили во всём регионе.

Когда отпустили цены на продовольствие, не сразу был результат. Я на работу ходил пешком и каждый день заходил в продовольственный магазин неподалеку от здания правительства. Как ни зайду — пустые прилавки. Хасаева вызвал, говорю: «Где же рыночная экономика?» Он предложил поехать на рынок. И вот там было такое изобилие товаров! Прилавки были полны всем: мясом, молочкой и так далее. Даже работая в горкоме комсомола по распределителю, не видел такого разнообразия товаров. Потом постепенно и в магазинах больше товаров стало. Многие переживали, что это скоро закончится, как при НЭПе в Советской России. Но нет, говорил я, это навсегда.

Денег нехватка была, конечно, — на медицину, образование, пенсии. Мы не задерживали пенсии. И я даже судился с Пенсионным фондом, чтобы ставка у нас была выше. Благодаря усилиям всей команды, выиграли.

— 90-е в России вспоминают как время сильного влияния бандитских формирований. Каковы ваши воспоминания об этой стороне жизни в регионе?

— Сам я лично всегда без охраны ходил и работал. Есть живые свидетели. Ведь я не участвовал в дележе собственности, отъеме бизнеса. Власть должна быть честной, она не должна в этом участвовать. Бороться было проще, потому что все силовые структуры, кроме ФСБ, тогда подчинялись губернатору. Сейчас в этом плане сложнее.

Во многом, конечно, борьба с бандитизмом зависела от чистоплотности правоохранительных органов. Владимира Глухова бы я выделил — он возглавлял ГУВД Самарской области. Мы тогда хорошо зачистили от бандитов и Самару, и Тольятти, и Новокуйбышевск. В Чапаевске был наркоцентр, даже детей задействовали в торговле наркотиков. Там было сложнее, эти люди друг друга покрывали. Но тоже занимались решением проблемы.

— Мы понимали, что важно поддерживать суды, ФСИН. После распада СССР заключенным перестали давать какую-либо работу. А это важно. Когда люди работают, они лучше перевоспитываются. 90% тех, кто выходил на свободу, в скором времени возвращались к преступной деятельности. Поэтому решили освободить малый бизнес, который будет организовывать производство в колониях, от налогов. И бизнес пошел. Постепенно раскрутился этот маховик. Сейчас много производств, налоги платят.

Уделяли внимание реабилитации, чтобы, когда человек вышел на свободу, мог где-то жить, где-то работать. Стопроцентного успеха, конечно, не было. Человека не заставишь исправиться, если он этого не хочет. Но когда мы подошли к цифре, что 30% бывших заключенных в колонии не возвращались, на мой взгляд, это был успех.

— Одной из основных вех перестройки, конечно, стала приватизация промышленных предприятий. Многие заводы закрылись. Как считаете, можно было тогда их спасти? Как проходила приватизация?

— Некоторые заводы спасти было невозможно. Это стало результатом естественных процессов развития экономики. Речь идет о предприятиях, которые были задействованы в промежуточных этапах производства той или иной продукции. Заводам, где собирался уже конечный продукт, стало проще делать их работу самостоятельно. В качестве примера можно привести завод «Рейд», где делали детали для подводных лодок. «Кинап» пришлось закрыть, потому что было вредное производство в центре города. Его мощности распределили по другим предприятиям: часть «Салюту» на Мехзаводе, часть — на Безымянку.

От приватизации спасать предприятия не нужно было. Законодательство было в этом плане четким. Кто хотел — тот приватизировался, кто не хотел — нет. Заводы, связанные с производством вооружения, не приватизировали. Активно мы защищали ЦСКБ «Прогресс». Сопротивлялись приватизации по залоговым аукционам. Это ведь фикция была.

— Единственное... Надо признавать свои ошибки... Это приватизация авиационного завода. Поставили не того руководителя, поссорились с «Тополями». Это было упущение в работе.

Но вот нефтяные заводы приватизировали из центра, мы в этом не участвовали. Хотя была мысль — по примеру Татарстана создать свою структуру. Однако специалисты были против. Говорили, что нефти не хватит. У нас три нефтеперерабатывающих завода на 7 миллионов тонн каждый. А добывают в регионе всего 12–14 миллионов тонн. Я предлагал брать нефть на переработку у других регионов, но были сомнения у представителей. К тому же мне позвонил Борис Ельцин и прямо сказал мне, что я как камень на дороге, что решение государством принято. Говорил: «Вы как? Будете нефтью заниматься или губернией руководить?» Конечно, хотелось бы сделать, как для области лучше, но пришлось отступить. В результате заводы взял «ЮКОС». Потом «Роснефти» перешли.

— На этом фоне интересна судьба «Самарского металлургического завода». Сейчас ФАС судится с владельцами предприятия, чтобы ослабить влияние организаций американского инвестора Пола Сингера, которые, по данным службы, получили косвенный контроль над заводом. По мнению ФАС, они могут нанести вред обороне России, ведь завод выполняет госзаказы. Как проходила приватизация этого предприятия? И была ли возможность оставить его на балансе государства? Может, стоит забрать назад?

— Приватизация проходила как у многих. Было собрание коллектива. Приняли решение провести приватизацию. Сотрудники получили акции, стали собственниками, продолжали работать. Помогли им открыть производство по выпуску тонкой жестки для консервных банок.

Но впоследствии большую часть пакета акций продали Олегу Дерипаске. Это была вынужденная мера, потому что весь алюминий был в Красноярском крае. Потом Дерипаска продал американцам. Это тоже вынужденная мера была. США — крупнейший рынок для потребления алюминия, и законодательство у них соответствующе построено. Поэтому Дерипаске и пришлось пойти на этот шаг. Сейчас завод нормально работает, там хорошие технологии, организация производства, люди довольны.

— Что касается выполнения госзаказов, то условия обязательного их выполнения должны быть прописаны в программе приватизации. Но нужно понимать, что в этом случае секретов от американцев, в том числе от силовых структур этой страны, не будет.

Возможен обратный выкуп предприятия. Но это зависит только от позиции собственника. Захочет — продаст. Но это одним росчерком пера не делается. Нужно провести большую работу, оценить стоимость и так далее.

— Сейчас многие предприятия тоже находятся в состоянии кризиса. Подшипниковая империя Швидаков фактически умерла, «Росскат» банкротится. Как думаете, в чём причина?

— Подшипниковому заводу сильно навредили китайские предприятия. Они делают не самые качественные, но дешевые подшипники, и другие заводы их закупают. У нас же на ГПЗ-9 была уникальная продукция — такого никто не делал и не делает. Но неграмотное руководство плохо повлияло. Игорь Швидак был сильным человеком, сильным руководителем. Но он ушел в мир иной, а его преемники не справились.

— Можно привести хороший пример — отлично работает Завод приборных подшипников, которым руководит Александр Хенкин.

Сейчас банкротят «Волгабурмаш». Предприятие привели в негодность. Но сейчас есть надежда, что банк «Зенит» и «Татнефть» возьмут его, начнут восстанавливать. Именно банку «Зенит» самый большой долг у завода. Будем по линии Общественной палаты Самарской области обращаться к губернатору, чтобы оказал поддержку, чтобы завод не уничтожали, не растаскивали, а восстановили.

— Говоря о промышленности, нельзя обойти стороной АВТОВАЗ. Как предприятие пережило лихие 90-е и последующие кризисные годы? Что там происходило? Какие бизнес-элиты оказывали на него влияние? И к чему это привело? Недобрым словом вспоминают, например, Березовского...

— На самом деле, у АВТОВАЗа не было бы никаких проблем, если бы ему вовремя оказали помощь. Конечно, Борис Березовский объедал предприятие. Но были вынуждены пойти на контакт с ним. Маячила перспектива банкротства АВТОВАЗа. В этом случае предприятию детали, комплектующие продавали бы только по предоплате, что было невозможно. И тогда бы производство встало. От сотрудничества Березовский получил полную выгоду, что не скажешь о заводе. Но я у него был как кость в горле, потому что Ельцин назначил меня ответственным по борьбе с воровством и бандитизмом на АВТОВАЗе. Я помню на совещании называл его черным демоном российской демократии, на что он, конечно, сильно обижался.

— Бывало, и шутил на ним. Как-то напугал очень сильно. При очередном визите он попросил меня дать ему мою охрану, чтобы свою не тащить. А у меня-то охраны не было. Я сказал, что помогу, чем могу. И в общем вместо охраны привели на взлетную полосу, куда должен был прилететь частный самолет Березовского, милицию, ОМОН. Трап открывается, он выходит и видит всё это. Он напугался! Назад спрятался. Ну позвонил, объяснил, поехали в Тольятти.

Вообще, АВТОВАЗу нужны были технологии, которых мы, к сожалению, не имели. Поэтому потребовался зарубежный инвестор, который эти технологии привнесет. Надо было навести порядок. Раньше там 125 тысяч человек работали. И многие даже в производстве не были задействованы — убирали территорию, картошку перебирали, овощи собирали. Сейчас около 60 тысяч сотрудников, и предприятие работает без сбоев, новые модели появляются.

Я вот сожалею, что ушел «ДжиЭм-АВТОВАЗ». У General Motors хорошие технологии. Но ушли, что же теперь делать. В Америке такая позиция — мы для них почему-то всегда враги. Хотя мы ведь очень похожи — по энергетике, по всему. Выпиваем так же, как они. И лошадей любим, и женщин. Но они вот как-то нас не любят.

— На ваш взгляд, как изменилась система управления регионов со времен вашей работы?

— На мой взгляд, не сильно она изменилась, но есть всё же свои нюансы. Законодательство стало другим. Тогда была позиция многопартийности, и было довольно просто попасть в парламенты. Сейчас есть правящая партия — «Единая Россия». Она, конечно, отстаивает интересы своих приверженцев, своих программ. И человеку без поддержки партии — будь то представитель оппозиции или «ЕР» — сложно пройти на уровень парламента. Нужно собрать подписи, пройти муниципальный фильтр. А поскольку у «Единой России» в муниципалитетах большинство, то муниципальный фильтр пройти сложно. Сейчас идут постоянные дискуссии, что нужно как-то ослабить хватку.

— Также власти важно выстраивать грамотные отношения с бизнес-элитой. Конечно, наиболее серьезный вес имеют нефтяники, «Газпром», «КуйбышевАзот», АВТОВАЗ. Но это больше федеральные структуры. Если говорить о местном бизнесе, то им важно, что происходит в губернской думе, региональном правительстве. С ними надо разговаривать, создавать условия для работы. Они же платят налоги, создают рабочие места. Хотят иметь своих представителей в губернской думе. Да на здоровье, если эти представители достойны, если за них голосует народ. Будем говорить откровенно — элита не приняла Меркушкина. Хотя он не бездельник. Ошибкой его было то, что он не нашел общий язык — оскорблял, говорил, что никто ничего не делает, пятой колонной называл. Это была его ошибка.

— Грядут выборы в Государственную и губернскую думы. На ваш взгляд, что станет особенностью этой кампании? Можно ожидать сюрпризов?

— Конечно, зарекаться ни от чего нельзя. Выборы — это лотерея, и в политике всё возможно. Но у «Единой России» сейчас мощная позиция. И думаю, она выдержит давление выборов. Большинство в Госдуме наберет точно. Но если мало голосов наберет — это, конечно, станет сюрпризом.

— Какие сильные и слабые стороны Самарской области вы можете назвать? Какие проблемы вы можете выделить?

— Мы страдаем от тех же проблем, что и другие регионы. Сокращение объемов производства, падение курса рубля. Денег, конечно, не хватает. Много центр забирает денег. Раньше половина сборов, за исключением таможенных, у нас оставалась, сейчас — 38%. С одной стороны, это, конечно, рычаг давления на регионы. С другой стороны, не все регионы так развиты, как Самарская область. Взять Якутию. По площади она как три Франции, а плотность населения маленькая. Чтобы человека в больницу доставить — нужен вертолет. А это значит — большие расходы.

— С другой стороны, губернатор и региональное правительство имеют возможность добиваться федерального финансирования. И сейчас у нас это успешно делают. Важно только эти деньги осваивать, а то и давать больше не будут, и эти заберут.

В общем-то всё преодолимо. Важно только работать. У нас большой потенциал. 10 заводов работают на космос, у нас один исследовательский и два опорных вуза. А какие у нас люди! В первом уставе было написано: «Мы — самарский народ». И я очень горжусь этой фразой. Мы и правда особенные, своеобразные. Самарские люди — настойчивые, несколько упрямые, твердой поступью идем к своей цели.