«Из чата узнаем, кого убило, что разрушило»: семья 7 месяцев жила в подвале в Кременной, а в Самаре пугается салюта

Перед тем как решиться на переезд в Самару, Наталья с мужем и внучкой семь месяцев прожили в бомбоубежище в Кременной, которая постоянно фигурирует в сводках военных. Сейчас семья живет в одном из самарских санаториев, на базе которого открыли пункт временного пребывания беженцев. Мы побывали у них в гостях. Наталья рассказала, что происходило в Кременной после начала СВО, об условиях в бомбоубежище, о том, что стало сейчас с их домом и почему их напугал салют 23 февраля.

— Расскажите, где жили до переезда в Самару? И какая там была обстановка?

— Мы жили в городе Кременная. В начале СВО он входил в состав Украины. Обстановка там была довольно напряженная. Я работала тогда кассиром в одном из крупных магазинов. И нам, по распоряжению руководства, нужно было говорить с посетителями только на украинском языке. Хотя раньше строгих требований никогда не было.

Мы жили в частном доме. И решили перебраться в бомбоубежище после третьего прилета на наш участок. У нас осколки попали в забор, разбили стекло в доме, а один приличный по размеру осколок упал посреди двора. Тогда же ранило соседей. Это был март 2022 года.

— А где было бомбоубежище? И какие там были условия для проживания?

— Бомбоубежище оборудовали в подвале больницы. Это было просто помещение, там проживали 22 человека, из них пятеро детей. Спали на железных кроватях. Мы урывками бегали домой, приносили белье, теплые вещи, какую-то кухонную утварь, в общем, обустраивались как могли. Потому что первое время было -15 градусов на улице, в бомбоубежище тоже было холодно, и мы спали полностью одетыми — в ботинках, шапках, куртках.

Потом два месяца в бомбоубежище не было света. Мы готовили на костре около двери, чтобы в случае прилетов быстро забежать обратно. Готовили из того, что приносили из дома, покупали в магазинах, которые работали. Кроме того, нам выдавали гуманитарную помощь.

Прилеты были довольно часто. Мы уже различать начали, когда прилет, когда отлет. Но всё равно страшно. У нас была даже шутка, что прилеты притягиваю я: потому что я могла по нескольку дней сидеть в бомбоубежище и было всё спокойно, но как только я высовывала нос подышать свежим воздухом — сразу начинали стрелять.

Туалет был прямо по коридору. Мы старались поддерживать чистоту: по коридору подметали и в туалете по очереди мыли белизной.

— А возможность помыться была?

— Мылись так: бутылка пластиковая, на улицу выбросим — нагрелась. Вот из бутылки и помоемся. Или грели ведро на костре, а потом поливались из тех же бутылок. Но самое интересное, что у нас в таких условиях не было никаких корост, никаких вшей. Мы сами этому удивлялись.

А стирали так: кто-то, пока не стреляют, бежит домой, берет и у соседей постельные принадлежности или другие вещи и дома закидывает в стиральную машинку. А мелкие вещи стирали в бомбоубежище, грели воду. Вешали сушиться на улице.

— Когда решили, что из Кременной пора уезжать?

— В октябре 2022 года, потому что тогда шли активные бои за Красный Лиман, по нашему городку шла техника и там было очень неспокойно.

Мы же не могли жить всё время в этом бомбоубежище, в подвале. Там сыро, холодно. То есть вода, то нет. То есть свет, то нет. Мы в бомбоубежище переехали втроем — я, муж и внучка. Мы являемся ее опекунами. Я пенсионер, муж тоже предпенсионного возраста, а внучка школьница. А во время жизни в бомбоубежище на занятия она не ходила. Разве это дело?

Тем более нам в сентябре начали привозить людей из Красного Лимана. Помню одну беременную женщину с маленькой девочкой. Их российские солдаты привезли на бронетранспортере, их подобрали, когда они пешком с одним рюкзаком шли по дороге из Красного Лимана, подальше от боевых действий. Девочка после пережитого не говорила, а женщине тоже было плохо. Другие из Лимана рассказывали всякие ужасы. Вот мы это всё посмотрели и еще больше убедились, что пора уезжать.

— Как выбирались из города?

— Тогда уже Кременная была в составе ЛНР. И мы выезжали через Меловое. На границе с Россией наших мужчин проверили, а потом мы отправились в Чертково (это Ростовская область), в пункт временного размещения. Нас зарегистрировали, мы прожили там три дня. Затем нас отвезли на автобусах в Таганрог. Там мы пробыли еще пять дней.

— А почему выбрали Самару? И какие еще были варианты?

— Нам предлагали несколько вариантов. Запомнила только Ставропольский край и Подмосковье. А потом предложили Самару. И я сразу вспомнила свою молодость. Я бывала в этом городе, мне тут очень понравилось, сразу вспомнилась песня «Самара-городок». И еще сыграло свою роль, что Самара все-таки далеко от границы, военные действия тут вряд ли будут проходить и еще раз ужас прилетов и проживание месяцами в бомбоубежище переживать не придется. А нас было в Таганроге человек 14 из Кременной, и я предложила всем: «А давайте в Самару поедем». Вот так мы и оказались в Самаре.

— Какие вещи привезли с собой из дома? Может быть, какие-то памятные сувениры?

— Вы знаете, мы собирались так поспешно, что толком ничего я в сумки и не сложила. Всё нужное осталось дома. Это я поняла уже тут, когда стала разбирать сумки. Внучка взяла с собой кота Кузю. Он жил с нами и в бомбоубежище. А на границе мы боялись, что нашего питомца могут забрать, так как он у нас без документов, даже без переноски был, просто в рюкзаке. Но внучка со слезами заявила сразу, что без кота никуда не поедет. Ей тогда было 11 лет.

Но на границе просто попросили взять его на руки, а рюкзак поставить на ленту. С Кузей у нас тут приключилась история. Когда мы жили в бомбоубежище, он был еще котенок и очень любил везде прыгать, поэтому, собственно, его и назвали Кузя — от слова «кузнечик». И вот как-то он так прыгнул, что налетел глазом на сухую ветку. Мы думали, что уже всё — глаз он потерял. Но, к счастью, всё обошлось. На границе на его больной глаз обратили внимание волонтеры, помогли обратиться в ветклинику, там глаз Кузе полечили, зрение сохранить ему удалось.

— Как пережила переезд ваша внучка?

— Ей нравится Самара. Она сказала: «Я отсюда никуда не уеду». Ходит в школу поблизости. Правда, пришлось пойти на класс младше. Во время ковида у нас практически не учились дети, а потом 7 месяцев в бомбоубежище. В итоге она должна учиться в шестом классе, а учится в пятом. Ей всё нравится, уже подружилась с девочками из класса.

— А сейчас как-то общаетесь с теми, кто остался в Кременной? Может быть, знаете, что у вас с домом? Целый или разрушен?

— Дом стоит пока целый. В Кременной осталась сестра мужа. Она не уехала с нами, хотя мы звали. Ответила: «Ну у вас ребенок на руках, вам надо уезжать, а мне зачем, у меня никого нет, ну убьют — значит, убьют». И вот она приглядывает за нашим домом и рассказывала, что над крышей сбили украинский дрон. И теперь там приличная дырка. Также сестра мужа рассказывает, что в доме развелось полно мышей и крыс.

— А рассматриваете для себя вариант, что когда-нибудь вернетесь в свой дом в Кременную?

— Наверное, нет. Я сама уже на пенсии, если позволит здоровье, то, может быть, пойду работать куда-нибудь. Муж нашел работу здесь — работает грузчиком. А у внучки тут перспективы — большой город, много учебных заведений. Есть из чего выбрать. Много вариантов для трудоустройства.

— А есть ли какой-то срок, сколько вам можно оставаться в пункте временного пребывания в Самаре?

— Нам уже сказали, что срок нашего проживания тут продлили еще на год. Значит, там ничего пока хорошего нет. Кременная вообще находится на линии фронта, она же постоянно со сводок не сходит. Недавно слышала по телевизору комментарий одного военного из Самары, он приехал сюда в отпуск. Так вот он сказал: «Если бы вы видели, что сделали из Кременной». Если уж военный в шоке, то что тогда остается нам? Из общего чата с оставшимися там жителями узнаем, кого убило, что разрушило.

— Как адаптировались к мирной жизни после месяцев в бомбоубежище?

— Сейчас уже лучше. Первые месяцы я плакала практически каждый день. Особенно как вспоминала, что там дома осталось. Например, обуваюсь и думаю: «А дома остались новые сапоги». Или застилаю кровати и вспоминаю: «А дома остались новые покрывала». И слезы застилают глаза. Всё там осталось. А недавно сестра мужа мне говорит: «Зашла я к вам в дом, открыла ящик — а там всё твое золото лежит на видном месте, заходи — бери, что хочешь! Как это можно было оставить?!» А я ей говорю: «Да бог с ним, с золотом, ты забери альбомы с фотографиями. Там же вся жизнь: наша молодость, детские фото сына, фото внучки, другие памятные снимки.

Тут мы уже привыкли к тишине, к тому, что не стреляют. А вот на 23 февраля нас очень напугал салют. Мы сидели в комнате, окно было открыто. И тут — бабах! И первые секунды — страх. Но я читала в СМИ о салюте, я знала, что это он. А многие не знали. Когда стало бабахать, я вышла в коридор, смотрю — многие уже с огромными от страха глазами выскочили из комнат, дети перепугались. А знакомая рассказывала — она сейчас работает в столовой, что первое время приседала на пол при звуке, когда на кастрюлю кто-то опускал крышку.