«Инвалидность у меня "бытовая", типа здесь ее получил»: самарский строитель ушел в ЧВК, стал инвалидом, но не стал ветераном

Максим Меделяев ушел на СВО добровольцем. Как заявил сам мужчина, ему для этого пришлось пойти на обман. Он прошел ускоренную подготовку в ЧВК «Вагнер» и успел пробыть на передовой около двух месяцев — до того, как получил тяжелое ранение. Теперь бывший «музыкант» помогает другим участникам СВО, их семьям, а также родственникам погибших бойцов. Но сам при этом статуса ветерана СВО не имеет. Он рассказал корреспонденту 63.RU Илье Овсянникову свою историю.

Уроженцу Красного Яра Максиму Меделяеву военная тематика близка с детства. Еще в школе он ходил в патриотические кружки, отряд «Сокол». Но в армии ему служить не довелось — молодой человек был опекуном своей бабушки. После у мужчины появились семья, ребенок, работа. Но затем наступил 2022 год, СВО.

— Я тогда занимался строительными подрядами. Среди объектов, к которым я руку приложил, и стадион «Солидарность Самара Арена». К сентябрю 2022 года заметил, что многие друзья ушли в зону СВО. Я тоже собрался и решил поехать. Это мой долг. Мне показалось, что через ЧВК «Вагнер» будет быстрее. Не по мобилизации (я даже не знаю, попадал ли под нее), не через Минобороны. Семье сказал, что уехал на новые территории, в новые республики, работать, заниматься строительством и восстановлением. Правду открыл только в октябре, когда уже уехал на передовую. Они по факту всё приняли. Реагировать было поздно. В следующий раз я родным уже из госпиталя позвонил после ранения.

Чтобы вступить в ряды «Вагнера», Максим не стал обращаться в самарский офис ЧВК. Контракт с военной компанией мужчина подписал уже на новых территориях. Там же и проходило экспресс-обучение.

— Боевая подготовка и слаживание заняли две недели. Это есть в любом роде войск. Нас учили обращаться с оружием, двигаться на местности, ориентироваться. Среди курсов было и саперное дело, и работа с минно-взрывными устройствами. То есть всё первоочередное. Занятия проходили с инструкторами. Что-то сами дополнительно изучали.

Среди новобранцев «оркестра» оказалось немало уроженцев Самарской области. С некоторыми из них Максим успел подружиться, а с одним из соседей — даже одновременно попасть в госпиталь.

— Мне кажется, люди, которые идут на СВО, преследуют разные цели. У кого-то материальный вопрос стоит в первую очередь — заработать денег. И не скрывают этого. Другие же идут защищать Родину. И они все храбрецы.

После завершения экспресс-курсов Максим попал в ряды штурмовиков. По словам бойца, других вариантов у него и не было.

— Мы все там в первую очередь штурмовики. Такой был набор изначально. Первая линия обороны, высокая летальность. Но сколько погибало, я сказать не могу. Мы вместе брали Соледар, Бахмут. Мы отличаемся от контрактников и мобилизованных. Мы шли туда добровольно. Осознавали (или нет), на какой риск подписываемся. Кто-то, когда приезжает на передовую, пугается. Это нормально. Не все были в боевых действиях. Мне кажется, добровольцы — более смелые, уверенные, и, как следствие, эффективнее. Есть мнение, что в «Вагнере» служили одни уголовники. Это не так. Они там были, и что? В Минобороны они тоже есть.

При этом, по словам Максима, бойцы ЧВК не сталкивались с проблемами, о которых рассказывали мобилизованные:

— Снаряжение мы не закупали. Нас снабдили и снабжали абсолютно всем. Не хочешь ватную куртку, а хочешь синтепоновую, будет. Тот комплект, который выдали, устраивал абсолютно. Это и разгрузка с бронежилетом, и вещмешок, и спальный мешок, дождевик, нижнее и термобелье, сменная форма, одежда по сезону, перчатки, перевязочные пакеты, аптечки. Даже сланцы были.

Контракт с «Вагнером» Максим подписал в октябре 2022 года сроком на полгода. Его действие должно было закончиться в апреле 2023 года. Однако о своей службе в зоне СВО боец не может рассказывать еще несколько лет. По его словам, о том, что происходило на передовой, лучше не распространяться. Однако несколько деталей мужчина всё же раскрыл.

— Наверное, сильнее всего меня удивляла погода в тех краях. Вечером может быть +10, а утром — снег. Потом опять тепло. Сам климат был неподходящий. К этому надо было адаптироваться, привыкать. И не только нам, но и всем участникам СВО. Как-то же надо жить в посадках, окопах, землянках. Еще обстрелы, выстрелы. Стреляют сюда, стреляют много, метко. Порой огонь был настолько интенсивный, что мы даже поесть нормально не могли. Враг мог бить по группе эвакуации, которая оттаскивала раненых. По медикам целенаправленно стреляли. Еще порой несколько дней воды не было, приходилось пить из лужи. Нормально поспать не могли. Чаще «моргали» на два часа с кружкой кофе в руках, — рассказал Максим. — Еще, как мне кажется, в таких условиях у человека меняется температура тела. Мне кажется, впервые было такое, что ноги мокли, но не мерзли. Спальники мокли, да. Как-то сидел в окопе, простите, с задницей в каске. Протекает окоп из-за ливня. Иногда приходилось по грязи босиком идти, так как ботинки теряли.

Вместе с людьми на передовой были и животные.

— К нам прибился щенок, дворняга какая-то. И она четко определяла, откуда по нам летит. Мы не слышим еще, а собака уже в ту сторону смотрит. Но мы ее постарались далеко с собой не брать, не выжила бы.

Еще одно отличие быта «музыкантов» от остальных категорий войск — питание.

— У нас был индивидуальный паек, трехразовый, на сутки. То есть завтрак, обед и ужин. У него входило в зависимости от набора: овсяная каша, овощи, рис с говядиной, гречка. Вполне хватало, чтобы поесть. Только разогреть.

Жизнь бойцов «Вагнера» в зоне СВО, по словам Максима, отличалась от быта мобилизованных и контрактников.

— Осенью 2022 года шло большое наступление. Мы шли и шли вперед. Поэтому ротаций и отправки в тыл у нас не было предусмотрено. Враг тоже активизировался, их нельзя было недооценивать. И из-за постоянного движения вперед мы особо не окапывались нигде. Может быть, на других участках фронта ситуация была иной. Линия передовой-то больше 1000 километров.

Служба Максима в рядах ЧВК была недолгой. В декабре 2022 года он был ранен.

— Это было между Соледаром и Артемовском. Мы выполняли боевую задачу. Взяли штурмом окоп с минимальными потерями. И потом по нам начали отрабатывать. Где-то издалека танк стрелял, 3–4 километра до нас было. Интенсивно, навесом стрелял. И с каждым выстрелом всё ближе и ближе. А мы в ответ ничего не могли сделать. Ни ответить, ни сбежать. Сидели и понимали, что по нам прилетит вот сейчас. Смеялись, чай пили. После месяца-двух боев инстинкт самосохранения притупляется. Это плохо, конечно. Риск становится всё больше. Что самое интересное — я не понял, как и когда по мне попали. Нас кидало по всем углам окопа, двое из восьми человек погибли. Помню, как по руке как будто молотком ударило. И контузия: как в кино показывают, сильный звон в голове, гудение. Посмотрел на руку, увидел дырочку через перчатку. Сначала не понял, что произошло. Это уже потом понял, что это кость торчит. Рука опухать начала, отниматься, потому что нервы задеты. Врачи потом сказали, что осколок ровно сантиметр на сантиметр. Несколько раз резали, но достать не смогли. Первый раз промахнулись, что-то не то задели, и палец перестал работать.

Ранение поставило крест на дальнейшей службе Максима в рядах «Вагнера».

— Я сначала не хотел эвакуироваться. Как это — уходить, когда хочешь сделать что-то еще? Я со слезами на глазах эвакуировался. Но надо отталкиваться от здравого смысла. Нужен ли я группе с таким ранением? Я мешать буду больше. За мной смотреть надо. Перезарядить автомат не смогу, только с пистолетом ходить. Но это не оружие. А чеку из гранаты только в кино вынимают.

Сначала Максим попал в госпиталь в Донецке, затем в Луганск, Москву, и только потом — домой. Весь путь занял около трех месяцев.

— Уже в госпитале узнал, что в новогоднюю ночь был обстрел наших бойцов в Макеевке. Естественно, расстроился очень. Там же все самарские были, земляки. Понимаю, что война без потерь не бывает, но это подлый удар. Слабость это. Враг мечется как раненый зверь, не знает, что делать. Винить кого-то из командиров за то, что они там скопились? А зачем? Было желание вернуться и отомстить. Я не понаслышке знаю, что это такое — терять друзей. Вот буквально пару часов назад сидели, пили чай, разошлись по позициям. А через 20 минут по нему прилет. И нет человека.

После возвращения домой перед Максимом встал вопрос: а что делать дальше? Поиски ответа заняли еще несколько месяцев.

— Я пытался оформить инвалидность, доказать, что являюсь участником СВО, имею госнаграды. Ходил в соцзащиту, военкоматы. Никто не знает, как с нами работать. Мне говорили: «Вы из ЧВК? Я не знаю, что с вами делать. Идите». В итоге инвалидность у меня «бытовая», типа здесь ее получил. Да, нам ничего не положено, да и не требуется ничего, — пояснил Максим Меделяев. — Где-то весной появилась информация, что в Самаре откроется филиал фонда «Защитники Отечества»… И с того момента здесь работаю. У меня изначально была цель — узнать, а что вообще мне делать. Теперь же помогаю сам.

Максиму пришлось заново привыкать жить обычной жизнью.

— Было поначалу непонятно, как быть одному в скоплении людей, в ТЦ, например. Не хотелось там появляться. Пугали шумы, резкие громкие звуки. С другой стороны, этих взрывов и выстрелов не хватало. Спалось плохо. По два часа где-то первый месяц спал. В госпитале вообще не спал, кажется. Но теперь психологически и психически у меня всё отлично. Я всё адекватно воспринимаю. Есть люди, которые уходят в алкогольную или, что еще хуже, в наркотическую зависимость. Мы таких вытаскиваем, конечно же. А я не пью. Просто не хочу. Не знаю, как повлияет на меня алкоголь, и узнавать не хочу. Дочка не понимала, где я так долго пропадал. А сейчас жена и ребенок мной гордятся. Правда я себя героем не считаю.

Сейчас Максим Меделяев работает соцкоординатором в фонде «Защитники Отечества». Он отвечает за участников СВО из Железнодорожного района Самары. Причем, по его словам, их количество только увеличивается.

— Основная задача — помогать бойцам, которые возвращаются, их семьям. Надо определить, какие проблемы у человека есть, проработать алгоритм действий. Сначала было сложно. У нас практики войны не было давно. Но в процессе стали понимать, что надо делать, к кому обращаться. Чаще всего обращаются за получением статуса ветерана СВО бывшие бойцы ЧВК и члены их семей. Поначалу приходилось «пинать» чиновников, чтобы они быстрее принимали решения. Хотя до сих пор иногда преграды и недопонимания есть с военкоматами.

Несмотря на то, что соцкоординатор помогает другим участникам СВО оформить статус ветерана боевых действий, у самого Максима его до сих пор нет.

— Я подал документы, но жду на общих основаниях. Еще надо решить вопрос с инвалидностью.

На память от службы в «оркестре» у мужчины осталась татуировка на шее. Ее эскиз Максим придумал сам в первые дни службы.

— У кого-то краповый берет на память остается, а у меня — татуировка. Я уважаю и горжусь тем, что там делал. Это не фанатизм, а уважение. Пока служил, пересекался с Евгением Пригожиным. Он, на мой взгляд, отличный человек, замечательный, мощный. Но те события, которые были летом, ни марш, ни его гибель, обсуждать не хочу. Другое дело — казнь бывшего бойца ЧВК. Он — предатель. Да, можно было без видео это все сделать. Из-за него много ребят погибло.

Максим рассказал и об одном из своих сегодняшних подопечных.

— У меня есть знакомый, тоже боец «Вагнера». Ему 37 лет, вроде бы. После прилета квадрокоптера он ослеп — снаряд на голову прилетел. Один глаз спасти не удалось, но надеемся, что хотя бы что-то удастся сделать. Не сдается, не падает духом. Мы помогли ему, сделали в квартире колоссальный ремонт. Следующий этап — адаптировать ее под жизнь слепого. Сам парень из Оренбурга, сюда приехал, женился. Сейчас в Кошелеве живет. Вместе с ним в школы ездим на патриотические уроки. С детьми тяжело общаться. Нужно жестко фильтровать речь.

Работой в фонде жизнь Максима не ограничивается. Несмотря на инвалидность, он занимается спортивным метанием ножа. И тренирует добровольцев, которые хотят поехать на СВО.

— Иногда вывожу добровольцев тренироваться, — говорит он. — Некоторые после этого передумывают ехать на передовую. Они там просто не выживут.