«От прошибающей боли завалился набок»: самарец рассказал, как ему удалось выжить в первые дни СВО

28-летний Алексей вернулся со специальной военной операции почти год назад. Всё, что с ним произошло, что он видел в феврале 2022 года, парень помнит так, будто был там вчера. Ему пришлось вернуться в Россию из-за травм колена и головы: во время боя его несколько раз ранило осколками разбомбленного здания. Мы поговорили с Алексеем и расспросили его о первых днях СВО. Подробности — ниже.

— Алексей, как ты оказался в армии?

— Я сделал такой выбор потому, что хотел служить Отечеству. Я мечтал поступить в академию МЧС, но не смог. Военная тема близка в целом моей семье. Сразу после университета я пошел служить, где спустя 3 месяца подписал первый контракт в Подмосковье на 3 года. Отслужил в разведподразделении от рядового до сержанта.

Когда я подписал первый контракт, меня поддержал брат. А вот родители… Представьте, что у вас есть сын, который уехал служить на другой край земли и приезжает раз в год домой — не каждый родитель такое примет. Они не были против моей службы, но были нюансы: мама, например, периодически ругалась, что я дома редко появляюсь и неизвестно чем занимаюсь.

— Как ты стал участником СВО?

— В феврале 2022 года мое подразделение ехало на учения вдоль границы Украины. Тогда еще все соцсети и СМИ об этом сообщали. И мы также думали. Но 24 февраля 2022 года довели до личного состава информацию, что будем пересекать границу.

Когда мы об этом узнали, я не удивился.

— До всех событий ты знал, что происходит на Украине?

— Я смотрел новости, видел ролики с ситуацией в Одессе. Еще общался с беженцами, которые приезжали в Россию в 2014 году. Когда ты видишь это в телевизоре, это одно. А побывав там и узнав подробности, чувствуешь всё иначе.

— Ты был подготовлен к этому?

— Те навыки, которые я приобрел во время обучения в разведподразделении, на практике оказались приближены к боевым. Мой интерес к оружию также помогал не раз. У меня были навыки оказания первой медпомощи: на гражданке я работал спасателем на пляже. В условиях, когда ребята из моего отряда не знали, как остановить кровь или терялись в экстремальной ситуации, я уже знал, как и что делать, был психологически готов ко многому.

— Когда вы зашли на территорию Украины, были ли какие-то особые команды для вас?

— Мое подразделение зашло туда только 26 февраля. 25-го числа нам сообщили, что наши ребята, зашедшие раньше, попали в засаду: оказывается, их встречали. И нам поставили задачу помочь им. Когда мы заходили, нам дали команду: «По гражданским и домам не стрелять».

— Тебе было страшно?

— Если страх не преодолеть, то там нельзя выжить. К тому же я тогда понимал: судьба такова, что сегодня ты есть, а завтра — нет, и с этим ничего не сделаешь.

— Сколько ты пробыл на СВО? Расскажи о твоих буднях.

— Почти месяц. В первые дни нам не довозили гуманитарку. А с учетом, что часть припасов у нас разбомбили, нам приходилось иногда искать еду, теплые вещи, обувь, даже лекарства, когда кто-то заболевал. Грелись первое время от выхлопных труб, на которых и одежду сушили. После февральских ночей в окопах и под вой вьюги бывало, что простывали.

— Вы общались с местными?

— Да. Те, кто жил в приграничных областях, встречали нас без негатива. Бабушки и дедушки кричали: «Дайте нам георгиевскую ленточку!» У нас в запасе были они — мы их использовали для обозначения своих — и мы раздавали тем, кто просил.

Уже ближе к Харькову нам попадались местные, которые могли сливать наши позиции для артиллерии. Например, подошел к нам пьяный мужичок и просил у нас еды. Меня смутил смартфон у него в руках, но дед ответил, что он ему нужен для того, чтоб дочке звонить. Мы на всякий случай телефон проверили. Как только этот дед от нас ушел, по нам начала работать артиллерия.

Хотя было больше тех, кто нам помогал. Например, мы с одним мужчиной много взаимодействовали: он помогал вывозить раненых на своей машине, подсказывал, кто мог о наших позициях сообщать.

— А были моменты, когда ты сам мог умереть?

— Много. Например, в последний раз, когда мы доставляли припасы ребятам. В тот момент в нас начали стрелять, но мы продолжали таскать их. Благо, что мы разгружались в сарае времен СССР, а это толстые плиты и кирпич, миномет не мог пробить. Мы почти закончили, как вдруг прилетает дрон со снарядом, и через дыру в крышу попадает в еще не до конца разгруженную машину, а там осталось полтонны тротила.

Машина начала гореть, мы успели тогда спасти даже три машины еще. Ребята смогли уйти, а я остался: хотел вывезти еще «Урал» (военный грузовой автомобиль. — Прим. ред.) с едой. Я только подошел к нему, как боеприпасы в авто сдетонировали. Я впервые видел туман из кирпича. Как меня не задело — чудо, ведь половину того сарая снесло взрывом. Когда я услышал, что начали падать сверху осколки, я спрятался у уцелевшей машины с провиантом и подумал, что надо выезжать.

Еще был момент, когда в бою, уже будучи раненым, я выбежал из дома за секунду до взрыва. Я ковылял из строения и услышал сзади приближающийся свист: пришлось на сломанной ноге выпрыгивать. Когда оказался на земле, пощупал себя: попало в висок, пошла кровь. Потом я посмотрел комнату, из которой выпрыгнул: железная дверь была похожа на фольгу, передней стены нет.

— А при каких обстоятельствах тебя ранило?

— Травму получил тогда, когда я, сидя на нашей технике, начал расстреливать окна коттеджа с противником из гранатомета в одном из боев. Мы тогда на них случайно наткнулись: нам дали команду организовать «живой коридор» и помочь нашим под Харьковом выбраться из окружения. И тут на рассвете увидели у одного из домов «буцефал» (бронетранспортер-амфибия. — Прим. ред.), а потом в нас кто-то из ручного гранатомета выстрелил. Вот когда наши танки стреляли по домам с ВСУ, мне что-то прилетело в ногу. Я посмотрел, крови нет и боли толком тоже. Я уже хотел взять новый магазин и спрыгнул, услышал хруст в колене и от прошибающей боли завалился на бок. Хотя мне это не помешало потом еще раненых вытаскивать. А второй раз меня ранило в том же бою, когда выпрыгивал из взрывающегося здания: получил удар в висок.

— Что было после?

— Нас всех смогли забрать только на второй день. Сначала отвезли в Белгород, потом уже в Москву, в Бурденко.

— Кто вместе с тобой лечился в госпитале?

— Я лежал с ребятами, у которых не было руки, ноги, у кого-то были отрезаны пальцы и не только. Но они не утратили позитивного настроя: многие с задором говорили, что купят себе протез, начнут бегать, сравнивали себя с «железным человеком» и даже думали вернуться на СВО. Они не унывали, даже когда рассказывали про то, что с ними было.

— Что еще запомнилось тебе о тех днях, которые ты провел в госпитале?

— Как к нам приходили звезды кино и шоу-бизнеса: певица Вика Цыганова, ребята из группы «Ва-Банкъ». Бойцы на костылях, в колясках ходили на концерт и даже танцевать пытались. Был и актер Михаил Пореченков. Кстати, он оказался очень простым и приятным в общении, без звездной болезни.

— Как твои травмы сейчас?

— Чувствую себя отлично. На колене сделали несколько операций: уже срастаются кости. А после удара в висок я получил контузию: иногда я забываю слова или мне сложно говорить, могу повторяться во время рассказа, слышу хуже. Пришлось накупить лекарств на десятки тысяч по рекомендациям врача.

— Тебя как-то наградили за твои подвиги?

— Да, вручили медаль Суворова.

— Как тебя встретили дома, в Самаре?

— Мама, конечно, в слезы, на шею кинулась. А я был безумно рад оказаться дома….

Сначала было не по себе от того, что ничего не разбомблено, люди спокойно ходят и занимаются своими делами. Все как жили, так и живут. Первые три месяца мне вообще казалось, как будто я остался там…

— Из твоих знакомых кто-то попал под частичную мобилизацию?

— Да, несколько знакомых мобилизовали. Один из них — мой земляк — был в Макеевке во время обстрелов. Увы, не выжил: его родные говорили, что от него только рука осталась.