«ВСУ подорвали томограф»: хирург из Тольятти рассказал о работе в зоне СВО

Сейчас, когда идет спецоперация на Украине, люди стали проявлять себя с неожиданной стороны. Кто-то релоцировался в Грузию, Казахстан, Узбекистан или дальше, а есть те, кто добровольно едет прямо в эпицентр событий. Так случилось с тольяттинским доктором, торакальным хирургом Андреем Слугиным, который два раза побывал в Донбассе в добровольной командировке. Первый раз — весной 2022 года, сразу после начала СВО, второй — в конце лета. О своем опыте он рассказал в интервью корреспонденту TOLYATTY.RU.

Андрею Слугину 39 лет, он коренной житель Тольятти и хирург по призванию. Сейчас доктор выполняет сложные операции органов грудной клетки в городской больнице № 5, занимаясь одним из самых сложных направлений в медицине — торакальной хирургией. Стаж работы хирургом у тольяттинца — 16 лет, и, несмотря на молодость, уже есть высшая категория — свидетельство высокого профессионализма врача. Мысли поехать в Донбасс, как признается медик, появились у него сразу после начала СВО.

— Андрей, как вы решили стать врачом? Вы из династии медиков?

— Нет, родители никак не связаны с медициной. Врачом я хотел стать с детства. Все мои интересы были связаны с медициной. В 7 лет я сказал родителям, что обязательно стану врачом, так оно и вышло. Сначала я учился в обычной тольяттинской школе и перешел в гимназию с медицинским уклоном (гимназия № 35). После школы поступил в Самарский государственный университет, все каникулы проводил в хирургическом отделении городской больницы № 5 (Медгородка), интернатуру окончил там же. Торакальное направление выбрал потому, что оно сложное, а значит, интересное. 10 лет назад отучился на онколога и делаю операции еще и как хирург-онколог.

— Вы успешный врач и поехали на спецоперацию добровольцем. Зачем?

— Мысли о поездке начали возникать у меня сразу после начала СВО. Понимал как медик и хирург, что буду там нужен людям. Когда идет вооруженный конфликт либо чрезвычайная ситуация, медики нужны. Врачей в таких ситуациях всегда не хватает. Да, и мои внутренние установки, гражданская, если хотите, позиция тоже сыграли свою роль.

Поэтому тянуть не стал — как только получилось взять отпуск, поехал. А компанию мне составили мои друзья и коллеги, врачи из самарской «пироговки» (Городской клинической больницы № 1 имени Н. И. Пирогова) Вадим Русин и Сергей Скупченко. Мы там еще больше подружились, экстремальная обстановка объединяет людей.

— Начальство в Медгородке знало, куда сотрудник едет «отдыхать»? Как к вашему решению отнеслась семья?

— Я поехал в Донбасс в свой отпуск, на три недели, поэтому никого на работе предупреждать не стал. Первая поездка была весной. Родным я сказал, что уехал на курсы повышения квалификации по медицине катастроф и скорой помощи. Из Донбасса не звонил, только писал сообщения, говорил о том, что занят, некогда писать и рассказывать подробности: не хотел, чтобы дома переживали. Все о поездке узнали спустя время после моего возвращения.

— Как они отреагировали?

— Родные, конечно же, радовались, что вернулся живой и здоровый. Коллеги по работе поддержали, администрация больницы поблагодарила за энтузиазм и гражданскую ответственность. Насколько я знаю, Минздрав Самарской области представил меня к государственной награде, медали Луки Крымского.

— Как вы добирались в Донбасс?

— Сначала до Ростова на поезде Самара — Ростов. Там нас встретила группа волонтеров — помощников депутата Государственной думы Дмитрия Хубезова. Он как раз курировал врачей-добровольцев, организовывал их транспортировку, помогал добраться до конечного пункта назначения, разместиться. Логистика, если ее так можно называть, была четкой. Нас привезли сначала в республиканскую больницу Донецка — целый комплекс медицинских учреждений, наподобие тольяттинского Медгородка. Потом мы переехали в соседний Докучаевск и работали уже там. Там обычную больницу, которая лечила мирных жителей, перепрофилировали в военный госпиталь. Жили тоже в госпитале.

Город находится очень близко от линии фронта — в 5–7 километрах. В сам Докучаевск тоже часто «прилетает» — улицы обстрелянные, многие дома разрушены. В ЛНР работали на освобожденной территории вместе с военными врачами, в больнице, которую до нас занимала медицинская рота ВСУ. Украинские войска подорвали компьютерный томограф, когда уходили из города.

— Люди с какими травмами поступали на операционный стол?

— Пациентов везли с фронта, из зон обстрела жилых домов, отовсюду. С разными ранами: пулевыми и осколочными ранениями, минно-взрывной травмой. Мирные жители, попавшие под обстрелы, военные из России, из ДНР, ЛНР. Кстати, в Донбассе мобилизация — не как у нас, частичная, а полная. Были и украинские пленные — их охраняли наши бойцы. Но нам было всё равно, какого бойца оперируем, с какой стороны — с Украины или из России. Нам это было абсолютно неважно, мы не делили людей на своих и чужих.

— Запомнился какой-нибудь случай?

— Поток пациентов был большой — до 100 человек в сутки, так что запомнить каждую историю не мог при всём желании. Но были случаи, которые буквально врезались в память. Например, однажды привезли двух раненых разведчиков из одного подразделения: одному 25 лет, другому — 45, русский и дагестанец. Они поддерживали, помогали, переживали друг за друга. Поразительно: люди разных возрастов, национальностей, а ведут себя, как родные братья... Или вот другой случай, когда привезли семью из четырех человек после обстрела жилого дома. Мы всю ночь работали, оперировали их. Всех спасли, кроме отца, он, к сожалению, не выжил.

— Госпиталь тоже обстреливали? Воздушная тревога часто была?

— Город обстреливали постоянно, «прилетало» и рядом с больницей. Когда ты оперируешь, то полностью концентрируешься на пациенте, некогда бояться и отвлекаться. Другое дело, если обстрел застигал в минуты отдыха, — вот тогда становилось действительно страшно. Мы спускались в подвалы больницы, приспособленные под бомбоубежище, или уходили в коридоры без окон.

— А как отдыхали при такой нагрузке?

— График был примерно такой: работали по 18–20 часов в сутки, потом перерыв на короткий сон, и снова прием пациентов — обычно их привозили после обеда, часов с 12 дня, на бронированных транспортерах и на автомобилях. Оперировали обычно всю ночь, до утра. Когда поток прекращался, шли спать. Но были дни, когда совсем не спали, держались на кофе.

Питались тем, чем кормили раненых в госпитале, ели, когда появлялась возможность. Чаще всего обходились чаем или кофе. Местные жители нас старались опекать, накормить и в принципе меня поразили своей добротой и человечностью. Просто жители, бойцы, все, с кем мы успели познакомиться, пообщаться, пересечься на короткое время. Времена тяжелые, обстановка — тем более. Но такой взаимовыручки, поддержки я, пожалуй, не видел нигде. Так что лично я рад, что сейчас эти люди официально стали россиянами, знаю, что многие этого события [вхождения в состав Российской Федерации] ждали.

— С медикаментами были проблемы? Хватало перевязочных материалов?

— Да, было всё необходимое: лекарства, хирургические инструменты, перевязочные материалы — их было достаточно, нам привозили гуманитарную помощь, даже был момент, когда работали трофейными медикаментами. Катастрофически не хватало только одного — времени. Оказалось, что 24 часа в сутки — это чересчур мало.

— После таких «отпусков» еще один нужен. Как вы снимали стресс, когда вернулись?

— Общением с близкими — каждую свободную минуту стараюсь быть с ними. Еще много занимаюсь спортом. Я давно занимаюсь боксом, а бокс отлично помогает снять стресс и прийти в тонус.

— Поедете еще раз туда?

— Да. Причем готов ехать в любом качестве: и военного, и гражданского врача.

— Пригодился опыт торакального хирурга?

— Скорее, просто хирурга. Надеюсь, что опыт, который я получил в Донбассе, в Медгородке мне не пригодится. Здесь я оперирую в основном легкие и пищевод, помогаю пациентам справиться с «мирными» болезнями.