«Однажды в двигатель попала птичка»: интервью с женщиной — пилотом вертолета из Самары

Небо не для женщин? Жительница Самары Елена Прокофьева уверена в обратном. Героиня нашего сегодняшнего интервью — пилот вертолета. Придя просто прыгнуть с парашютом, она влюбилась в авиацию и осталась с ней на всю жизнь. Сейчас она единственная женщина — командир экипажа армейского вертолета Ми-2 ЦСК ВВС. Мастер спорта международного класса, летчик 1-го класса, трехкратная абсолютная чемпионка мира, многократная чемпионка России по вертолетному спорту, летчик-инструктор аэроклуба самарского филиала ЦСКА Елена Прокофьева рассказала, кого приходится высматривать с высоты, из-за чего летчики опасаются встреч с птицами и почему водить машину легче, чем вертолет.

— Почему небо? Как выбрали профессию? Может быть, был какой-то пример перед глазами?

— Пример был, мой отец военный летчик-испытатель. Мне даже в голову не приходило, что женщины могут этим заниматься. Была воспитана с детства, что это мужская профессия. Оказалась в ней случайно. Пришли с братом в местный аэроклуб прыгнуть с парашютом. Мы тогда жили в Ахтубинске (Астраханская область), в столице военной авиации России, там был летный испытательный центр, где служил отец. И вот представители ДОСААФ в местном аэроклубе занимались с детьми.

Так вот прошло буквально одно организационное собрание, я не видела еще ничего — ни парашютов, ни самолетов, ни тем более вертолетов — но я поняла, что это мое. Тогда мне было 16 лет, я окончила десятый класс.

— Как родители отнеслись к такому вашему решению? Брат тоже вдохновился небом, как вы?

— Папа был не в восторге, но препятствий не чинил. Мама отнеслась спокойно, что было для меня даже немного удивительно (улыбается).

Брат немного походил не занятия и понял, что не хочет этим заниматься. Он даже не дошел до прыжков с парашютом. К слову, до прыжков с начала обучения дошли по разным причинам всего человек 20 из 200. Что касается меня, то я не сомневалась ни секунды, что хочу это сделать. Не изменила я своего решения и после того, как на шестом прыжке сломала ногу.

— Когда вы начали учиться на пилота? И почему начали с прыжков с парашютом?

— Любому пилоту надо уметь прыгать с парашютом. У пилотов же под сиденьями парашюты, и надо уметь ими пользоваться в случае нештатных ситуаций. Учиться управлять самолетами (в Ахтубинске обучали управлять именно самолетами) я начала после того, как освоила парашюты. Там теории было уже больше. Всю зиму мы изучали аэродинамику, навигацию, конструкцию самолета Як-52. Я тогда училась в 11-м классе. Утром ходила в школу, после обеда — в аэроклуб.

— Много ли было девочек на курсах вместе с вами?

— Среди парашютистов была примерно треть девочек. Когда пошла учиться на самолеты, то там было тоже несколько девчонок. Преподаватели были все мужчины-летчики. Относились к нам в основном хорошо, особенно ближе к полетам, когда уже стало понятно, что мы что-то понимаем, теория усваивается.

— Среди мужчин-автомобилистов бытует фраза «Женщина за рулем — обезьяна с гранатой». А как в авиации? Есть ли подобные предубеждения среди мужчин-пилотов?

— Конечно, не без этого. Но в основном к женщинам-пилотам коллеги-мужчины относятся хорошо, всегда готовы прийти на помощь, рассказать, объяснить, если нужно.

— А помните свой первый полет на самолете Як-52? Страшно было?

— В качестве пилота первый раз я полетела в 1998 году в астраханском аэроклубе. Это был обычный полет по кругу на высоте 300 метров. Не помню, чтобы мне было страшно. Скорее было волнительно, что за спиной нет инструктора. И иногда хотелось повернуться и проверить, точно ли его там нет. А бояться было некогда. Техника все-таки штука сложная. Ты сидишь и делаешь, чему научили.

— А что видит из кабины пилот?

— Это зависит от высоты полета. Чем выше, тем больше видна кривизна земли. Это скорее видно из кабины пассажирских самолетов. У нас из кабины такого не видно, летаем невысоко. Но и с этой высоты видно, что внизу машины маленькие, люди буквально как муравьи.

— Когда и при каких обстоятельствах начали управлять вертолетами?

— Папу перевели служить в Самару, мы поехали с ним, на втором курсе я перевелась в аэрокосмический университет (я по образованию инженер-конструктор летательных аппаратов), тогда занималась в аэроклубе ДОСААФ в Смышляевке, там летала на самолете Ан-2 на выброску парашютистов.

Затем судьба привела в ЦСКА, это было около 15 лет назад. А здесь вертолетчики. Сначала летала с ними штурманом. Заметили, что я хорошо ориентируюсь на местности, хорошо работаю с картами. А потом уже летала в командирском кресле.

— Долго переучивались с управления самолетами на вертолеты? В чем принципиальная разница в управлении?

— Разница есть в ключевых элементах — взлет и посадка, разные принципы. Постепенно перестроилась благодаря терпению инструкторов (смеется). Бывало, что в первое время на вертолете пыталась заходить на посадку, как на самолете.

— На каких вертолетах сейчас летаете? Можете в теории управлять пассажирским самолетом?

— Летаю на Ми-2. В ЦСКА есть и Ми-8, но на них я не летаю, нет необходимости. Но, думаю, что, если будет нужно, не составит большого труда освоить и их.

Что касается пассажирских самолетов, то в теории могу управлять и ими, надо только потренироваться, изучить конструкцию самолета. Но летать пилотом на пассажирских самолетах не хотела бы. Лучше пониже (смеется).

— Вы в авиации больше 20 лет. Какие чувства у вас при полетах сейчас? Есть ли страх? Чего вообще опасаются пилоты во время полетов?

— Страха нет. Бывает иногда волнение, если сложная задача со сложными вводными. А вообще каждый полет, даже рутинный по кругу, — разный, двух одинаковых полетов не бывает.

В небе не так пусто, как кажется. Там птицы, самолеты, другие вертолеты. На дороге под тобой жесткая опора, есть разметка, понятно, куда ехать. В небе такого нет. Кажется, что, например, вертолет далеко, но он может быстро приблизиться. Да, нашими полетами управляют диспетчеры, но они нас не видят, всю обстановку вокруг мы должны контролировать сами.

— Бывали случаи, когда вам приходилось разлетаться с другим бортом буквально в паре метров?

— Бывали такие случаи. Вспомнился один на аэродроме в Рождествено, шли показательные полеты. Я тогда летала на Ан-2, как раз взлетала, а впереди вертолет Ми-2 ставил корзину с цветами на стол. И вот я взлетаю, а он решил пересечь взлетную полосу, мой самолет пилот вертолета при этом не видел. Мне пришлось буквально его перепрыгивать. А это при взлете было очень сложно.

— А с птицами встречаться в небе приходилось?

— Птицы, особенно на наших высотах, представляют серьезную опасность. Вороны умные, они разлетаются от вертолета. А вот с чайками, например, сложнее. А одинокий паритель может и атаковать. При таких встречах с птицами в небе мало не покажется ни птицам, ни вертолету, всё может закончиться и падением. Однажды и мне пришлось встретиться с птичкой, она попала в двигатель. Благо это случилось перед взлетной полосой, при заходе на посадку. Хорошо, что не нужно было тянуть откуда-то далеко на одном двигателе.

— А есть ли у вас какие-то ритуалы перед вылетом?

— Есть. Например, похлопываем вертолет по боку (улыбается). У каждого вертолета свой характер. Ми-2 выпускают с 60-х годов, и непредсказуемых отказов у них практически не бывает. Надо просто уметь слышать проблемы.

— Какие задачи вы выполняете на вертолете помимо участия в соревнованиях?

— Много летаем на выброску парашютистов, у нас тренируется сборная по парашютному спорту, местные спортсмены тоже прыгают. Вертолеты Ми-8 привлекают к тушению пожаров, они могут зачерпнуть воду из озера. Наши Ми-2 летают на подсчет скотины, на поиск незаконных браконьеров, незаконного вылова рыбы. Есть опыт и поиска людей с воздуха. В нулевых мне доводилось искать заблудившихся грибников в Самарской Луке.

— Что изменилось в авиации за те 20 лет, сколько вы летаете? Стало ли больше женщин среди пилотов?

— Если брать вертолетный спорт, то здесь народу стало меньше. В советские времена вертолетный спорт сильно культивировался, в те годы соревнования по одному упражнению шли несколько дней, а теперь всё демонстрируем за день. Всего упражнений на соревнованиях четыре. Три из них выполняются в квадрате условно 50 на 50 метров. Четвертое — на навигацию.

— Мертвую петлю не делаете?

— Для этого есть самолеты, у вертолетов другое назначение. На вертолетах сделать ее очень сложно.

Однажды на показательных выступлениях танцевала на вертолете под музыку. Мелодию включали через динамику зрителям, она играла и в моих наушниках. И я под музыку делала разные упражнения и демонстрировала фигуры.

— Вы сейчас единственная женщина в ЦСК ВВС командир экипажа. Сложно ли это? И кто у вас летает штурманом — женщина или мужчина?

— Смотря какие задачи. На соревнованиях у нас в экипаже девушка-оператор, у нас женский экипаж. На других задачах бывает по-разному. Быть командиром экипажа — несложно, скорее ответственно, в полете за всё отвечает командир экипажа.

— Где проходят соревнования? Кто наши основные соперники?

— В России база для соревнований — аэродром Конаково в Тверской области. Из зарубежных стран летаем сейчас только в Беларусь. Раньше бывали и во Франции на международных соревнованиях. Причем наши вертолеты летели своим ходом, примерно 7000 км. В общей сложности на дорогу уходило 24 часа — 12 часов в одну сторону, 12 — обратно. Вертолет пролететь столько без остановки не может, мы делали 7 промежуточных посадок — в Беларуси, Польши, Германии и других странах. Без посадки Ми-2 может пролететь 600 км, это примерно 3,5 часа.

Отмечу, что женщин в вертолетном спорте очень мало. Иногда на соревнованиях едва набирается три экипажа из разных стран. Основная конкуренция — внутри нашей страны. У нас пять женских экипажей — в том числе из Москвы, Саратова, Новосибирска.

В этом году ЦСКА 100 лет. Это довольно серьезная структура, и приятно ощущать себя частью этой истории, пусть мы в ней и песчинки.

— Сейчас полеты для вас — работа или хобби?

— Работа, я же получаю за нее деньги (смеется), но любимая. А хобби у меня — фигурное катание. Мы со знакомыми организовали клуб, занимаемся девятый год, снимаем лед, нанимаем тренеров, участвуем в любительских соревнованиях.

Еще недавно примкнула к поисковому отряду «ЛизаАлерт». В конце апреля участвовала в резонансном поиске. В селе Большая Каменка искали трехлетнего мальчика. Его нашли рано утром в канаве, а ночь была очень холодная, нашли его с сильным переохлаждением, думаю, что счет шел буквально на часы. В поиске принимали участие 400 человек, у каждого были свои задачи. Мы прочесывали лес, овраг, водоем проверяли специалисты с тепловизорами.

— Вы умеете водить машину?

— Да, научилась уже после того, когда начала летать на самолетах. Водить машину мне нравится. Я живу от аэродрома в 30 км, на общественном транспорте без пересадок не доехать, и без машины мне добираться было бы весьма проблематично. На аэродром мы ездим практически каждый день — выполняем задачи, не связанные с соревнованиями, отрабатываем упражнения для соревнований, кроме того, много бумажной работы.

— Где для вас сложнее — за рулем машины или за штурвалом самолета или вертолета?

— И там и там чувствую себя уверенно. Но за штурвалом устаю больше. На дороге двигаться проще, чем в воздухе. На высоте нужно контролировать ситуацию не только по бокам, сзади и впереди, но и сверху, и снизу вертолета.

— Есть желание освоить еще какой-нибудь навык?

— Было бы интересно освоить дайвинг, осталось найти только время и деньги. А вот альпинизмом бы не занялась. Боюсь высоты (смеется).

— А летать на дельтапланах или парапланах?

— Нет. Как-то раз меня прокатили на дельтаплане — и не понравилось.

— Кстати, а брат у вас со временем не пожалел, что бросил авиацию?

— Нет, он программист, в авиацию его не тянет. Немного завидует, что я нашла такое дело, которое меня полностью увлекает, еще и деньги приносит (пусть не огромные, но жить можно). Не всем удается, особенно в юности, себя найти.

— Вы рассказывали, что сначала ваш отец относился к вашему увлечению прохладно, а потом его мнение изменилось?

— С годами он даже начал гордиться мной, когда я начала летать на вертолетах, папа летал только на самолетах. На домашних посиделках ему нравилось делиться со мной воспоминаниями и опытом и говорить со мной на одном, профессиональном языке. К сожалению, сейчас его уже нет в живых.