«Папа даже на мой выпускной не приедет?»: жена погибшего военного из Тольятти рассказала о жизни семьи

Во время спецоперации на Украине погиб разведчик из Тольятти Андрей Соколовский. Сержанту было 28 лет. Похоронили военного 6 июня в селе Чинчурино Тетюшского района Татарстана. У Андрея остались жена и двое маленьких сыновей. Наши коллеги — журналисты городского сайта 116.RU — поговорили с супругой военного и опубликовали монолог супруги Андрея Натальи Соколовской в память о муже.

— Мы с Андреем были вместе больше 11 лет. Мы вместе учились в техникуме, но на разных курсах: он был младше меня на 2 года. Он за мной пытался ухаживать, но я отказывала: он же младше меня. А потом я уже окончила техникум, и он меня всё-таки добился. Ему тогда было 18. Андрей сказал, что теперь мы будем вместе до конца.

Окончив техникум, он пошел в армию, год отслужил в Воронежской области, в 12-м главном управлении Министерства обороны. Андрей вернулся в октябре 2012-го, я его дождалась. Ему понравилось в армии, он сначала хотел пойти на контрактную службу, но мы перебрались в Казань, и он остался на гражданке. Андрей пробовал себя в разных профессиях, и электриком работал — всё не нравилось. А потом в итоге подписал контракт, просто поставив меня перед фактом. Это было 14 апреля 2014 года. Андрей уехал в часть в Тольятти, где и прослужил до конца. Сейчас шел последний год его третьего контракта.

Я переехала в Тольятти следом за Андреем. Он часто уезжал в длительные командировки. У нас из-за этого даже свадьбу сыграть не получилось. Мы хотели пожениться в феврале 2015 года, готовились к свадьбе. Но Андрея в январе опять отправили в командировку. Он приехал в апреле, и нам уже расписываться в ЗАГСе пришлось по справке: я беременная была к тому времени. Спустя несколько дней его опять отправили в командировку. Я снова ждала.

14 июля 2015 года родился наш первый сын Глеб. Мы тогда еще на съемной квартире жили в Тольятти. А 29 апреля 2021-го появился наш младший сын Гордей. Мы хотели свою квартиру и купили ее в июле. Переехали туда уже вчетвером.

Андрей очень любил своих детей. Он был замечательным папой: внимательным, заботливым, баловал мальчишек, конечно. Он старался для них делать всё возможное. Да и между нами была идиллия. Бывает, в семьях, когда люди уже долго в браке, чувства притупляются, угасают. Но у нас такого не было, хотя мы вместе 11 лет прожили. Он всегда был нежен со мной, заботился, внимание уделял, говорил, что любит и что мы с ним будем вместе до последнего. Я была с ним как за каменной стеной.

Я ему всегда верила. У меня даже мысли не было, что с Андреем может что-то произойти. Его в январе опять отправили в командировку. В последний раз мы лично виделись 20 января 2022 года.

Когда Андрей в последний раз уходил из дома, мы с детьми его провожали. Перед тем как закрыть дверь, Андрей по-другому посмотрел на меня. Это был не просто взгляд. Он будто бы прощался. И мне так страшно от этого взгляда стало, но я всё равно гнала все плохие мысли прочь. А потом Андрей меня убедил, что с ним всё будет хорошо. И я верила.

Андрей мне не говорил, где он и куда поехал. Он старший разведчик, всё серьезно, так что я вопросы не задавала. Связи у нас не было почти.

Когда я утром 24 февраля увидела новости, я была в шоке: не понимала, куда звонить, что делать. Мы месяц были совсем без связи. Я много плакала и переживала. Порой нервы совсем сдавали. Я пила успокоительные, когда совсем тяжело было. Но меня спасали дети, особенно старший сын. Он мне говорил: «Мама, не реви. С нашим папой всегда всё будет хорошо. Он вернется живым и здоровым».

В марте Андрей первый раз вышел на связь, когда они вернулись в Россию. Он позвонил, сказал, что, жив и здоров. Телефон оставил на границе и снова ушел. А потом я опять больше месяца жила в неведении: как он, где он.

Второй раз на связь он вышел в конце апреля, когда тоже заезжал в Россию. И чудесным образом мы поговорили с ним 18 мая, это был последний раз, когда я его слышала.

А еще мы общались письмами. Старшина к ним ездил, отвозил питание и забирал письма для родных военных. Старшина, когда приезжал в Россию, фотографировал нам эти письма и отправлял фото всем нам. Я сама ему писала письма и отправляла с гуманитаркой: продуктами и одеждой.

Я была уверена в нем. Он очень умный в своей профессии был, я была уверена на 100%, что Андрей может выбраться из любой ситуации. Я даже и подумать не могла, что с ним что-то может случиться. Мы, когда изредка переписывали в социальных сетях, он мне всегда писал: «Не переживай. Я обязательно вернусь. Уж со мной-то точно ничего не случится». Он меня убедил в том, что всё будет хорошо.

30 мая я услышала от знакомых, что в бригаде Андрея есть раненые, я испугалась, позвонила оперативному дежурному. Мне никто не сказал, что с Андреем. Но я по голосу на том конце провода слышала, что что-то не то. Это меня еще сильнее напугало, я начала кричать, просить рассказать мне правду. И мне дежурный сказал, что информации по Андрею нет, он числится пропавшим без вести.

2 июня нам сообщили, что Андрея нашли. Он погиб 29 мая.

Мне уже потом сослуживцы Андрея сказали, что ребята попали под обстрел, а потом на растяжке подорвались. Было несколько пропавших без вести и раненых. Парни еще в госпитале. Они дружили с Андреем. Ребята сказали, что выздоровеют и обязательно приедут ко мне в гости, всё расскажут лично.

Я не верю в случившееся, до сих пор не верю. Я его так же жду, как и всегда ждала последние месяцы. Я головой понимаю, что Андрея больше нет, а душа верить отказывается, всё еще ждет СМС, звонка, возвращения.

Мы хоронили Андрея в закрытом гробу. Мы точно знаем, что в гробу был он, но своими глазами лицо не видели. Поэтому ощущения, что это Андрей погиб, нет. Мы всей семьей его так же ждем домой.

Когда Андрей погиб, нашему младшему сыну был ровно 1 год и 1 месяц. Он ничего не понимает еще. А старшему сыну — Глебу — мы сказали, что папа погиб. Долго думали, как объяснить такое шестилетнему мальчику. Я ему сказала, что папа всегда с нами, просто мы его больше не видим.

Глеб всё еще не понимает до конца, что произошло. Для сына папа в командировке. У Глеба на днях будет выпускной из детского сада. Он, зная, что папа уже не вернется, всё равно у меня спрашивает: «Мам, папа даже на мой выпускной не приедет?»

Он не так давно задавал вопросы о смерти. Я ему говорила, чтобы не переживал: мы все будем жить долго, а потом, может, и таблетку от смерти изобретут.

А тут у нас такое горе случилось. Сын говорит: «Мама, ты же говорила, что таблетку изобретут, где она? А когда ее изобретут, мы же папу оживим, он снова будет с нами?» Сын никак не может понять, почему у всех есть папы, а у него — нет.

Глеб сильно повзрослел за это время. Андрей, когда в командировки уезжал, говорил и в каждом письме писал: «Глеб, ты остаешься за старшего. Береги маму и Гордея. Веди себя достойно». Я переживаю за Глеба.

Сын сказал, что он вырастет, станет военным и отомстит за папу. Но я, конечно, против.

Мне самой очень тяжело отвечать на такие вопросы сына, я еще сама не смирилась со смертью Андрея. Но я стараюсь не плакать при детях.

Когда я ложусь спать, и дети уже спят, я думаю, как мне теперь жить дальше. Он мне был самым родным: и любимым мужем, и лучшим другом.

Мы очень много времени вместе проводили, именно вдвоем. По гостям особо не ходили, ходя друзей много. Мы вдвоем и вчетвером ходили гулять в парки, отдыхали, всё делали вместе. А теперь остались одни.

Я хочу сказать всем: берегите своих любимых, целуйте обязательно. Когда мы на гражданке, то будто бы всё идет как надо, так будет всегда.

А когда ты каждую секунду ходишь с одной мыслью «лишь бы вернулся», то всё становится уже неважным. Даже если раненым вернется, всё равно. Лишь бы вернулся — чтобы быть с ним рядом, сидеть, держать за руку, говорить. А остальное уже совсем неважно.

А сейчас я мечтаю увидеть его во сне, только так и остается. Говорю ему, прошу, чтобы приснился. Но он не приходит пока, к сожалению.