Пандемия коронавируса стала глобальным явлением: тема актуальна для всех стран мира. То, что происходит в России, мы все знаем: без QR не пускают в магазины, рестораны и кинотеатры, в автобусах заставляют надевать маски. А как обстоит ситуация с коронавирусными ограничениями в Европе? А главное, откуда иностранцы получают экспертную информацию о COVID? Об этом в студии 63.RU мы поговорили с врачом из Германии Павлом Файбисовичем.
Павел Файбисович окончил Самарский медицинский университет. С 2003 года работает врачом-психиатром, заведующим отделением в немецкой клинике города Бонн. С начала эпидемии COVID-19 в больнице, где работает Павел, было открыто отделение интенсивной терапии для тяжелобольных пациентов коронавирусной инфекцией. Также Павел работал и работает с психически неустойчивыми людьми, зараженными COVID-19, последние два года отслеживает экспертные оценки о вирусе как в Германии, так и в России.
Вот видеоверсия интервью.
«Ориентируйтесь на первоисточники информации»
— Насколько хорошо информирован среднестатистический россиянин по сравнению со средним статистическим немцем о вирусе COVID-19?
— Говорить о средних цифрах мне трудно, но я могу сказать, что я знаю по Германии. И что я выбрал в качестве источника информации для себя и своих близких. Даже врачи общей практики и с большим опытом не всегда владеют актуальной информацией в узконаучном смысле слова. Они могут высказывать свою врачебную точку зрения или ссылаться на экспертов. Поэтому я посчитал необходимым выбрать экспертных врачей-эпидемиологов и вирусологов, в основном из разных университетских клиник: берлинских или франкфуртских, которые являются пионерами, например, в открытии вируса или в открытии ПЦР для Германии.
— Откуда немецкие граждане берут информацию о вирусе?
— В Германии имеется несколько теле- и радиоканалов, где ежедневно или раз в неделю передают именно экспертные оценки. Большая часть населения берет информацию из подобных, бесспорно достоверных источников. Но, как и везде в мире, есть люди — противники вакцины и сомневающиеся в существовании вируса вообще, но, как мне кажется, в Германии существенно в меньшей степени и в более маргинальных группах, чем в России. Парадоксальным образом в России информации даже больше, и это мешает людям выбрать достоверный источник. Я никоим образом не могу говорить как эксперт по России в целом, я говорю только о тех, с кем я общаюсь здесь. Поэтому я бы желал всем ориентироваться не на мнение абстрактных врачей с большим стажем или с какими-то особыми взглядами на жизнь, а именно на экспертов, которые занимаются непосредственно вирусом.
— Получается, что люди, живущие в Германии, обладают более достоверной информацией, так как в России ее переизбыток и людям тяжело понять, где она правдива, а где — нет?
— Я бы не хотел давать такую оценку и скажу немного по-другому. Я не предвзятый человек, и в Германии мне проще определить источник достоверной информации. В России, как мне кажется, среднестатистическому человеку труднее это понять. Я нередко встречал высказывания наших проверенных экспертов, но чем дальше высказывания от первоисточника, тем сильнее они искажаются и приобретают какие-то идеологические, политические оттенки, которые сам эксперт даже не имел в виду. Поэтому всегда хорошо ориентироваться на первоисточники, как этому учили при марксизме-ленинизме когда-то в детстве.
— Есть ли в Германии блогеры из сферы медицины, которые могут распространять непроверенную информацию?
— Блогеры есть бесспорно, как и везде. Это не моя специальная тема, но есть несколько блогеров, которые мне известны. Сейчас такое огромное количество исследований — для институтов, университетов, отдельных ученых — это просто клондайк! Они пишут и пишут. Блогеры помогают разобраться в этом многообразии. Например, они оценивают законченные работы, так называемые «предпринты» (работы, которые уже закончены, но еще не оценены научным сообществом). Блогеры выполняют эту полезную функцию, как бы проводя анализ актуальных исследований. Но наверняка есть блогеры, которые вещают про вышки, рептилоидов и чипирование. Это маргинальная часть общества, и я бы за ними не следил.
«Не всем известны функции масок»
— Есть ли разница в том, как носят маски в Германии и в России?
— Да. Вопрос предполагает два условия. Первое — носят или не носят маски вообще. И второе — какие маски. Нигде в мире 100% населения не носит маски на постоянной основе, даже в строгом Китае, в Европе и в России тем более. Важно, что маски должны носиться правильно: закрывать и нос, и рот. Я был удивлен, что среди моих друзей и знакомых в России не всем известна функция маски. Хирургические маски, то есть марлевые, защищают от распространения вируса аэрозольным путем. Если мы с вами наденем маски, степень распространения вируса будет минимальна, всё осядет на маске. Если вы зашли в помещение, где маски никто не носит и концентрация вирусов и бактерий, вероятно, высока, то такая маска вас не защитит.
В этом случае необходимы фильтрующие маски, ФП-2. Они фильтруют мельчайшие партикли (частицы), они герметичны настолько, что способны предохранить от инфекции. Я работал в такой маске в отделении, где были заведомо зараженные пациенты, и не заболевал. Еще имеются строительные маски, которые дают 99,9% защиты, в Самаре я такие видел. Они имеют клапаны, которые предохраняют от вдоха: вдыхаем очищенный воздух, а выдыхаем неочищенный воздух. Но если такую маску будет носить зараженный, то окружающих такая маска не будет предохранять. Поэтому я рекомендую маски фильтрующие, особенно для ношения в помещениях.
— Клинику, в которой вы работаете, переоборудовали под ковидный госпиталь из-за пандемии?
— Нет, но у нас были открыты отделения интенсивной терапии, которые лечат больных коронавирусом. В момент вспышки, зимой 2020 года, у нас было 1000 коек для больных коронавирусной инфекцией. В их числе были соматические больные и психические больные с коронавирусом. По вашей терминологии — это красная микрозона. У немцев ведется регистр интенсивных коек, и на данный момент их 6000, из которых занято около полутора тысяч. То есть имеется резерв для того, чтобы справиться с новой волной заболеваемости.
— Германия поддерживает материально врачей в период пандемии?
— Нет. Это очень больная тема. Я знаю, что в России врачи в красных зонах получают существенно больше. Мне это не совсем понятно. Другие врачи, вне красных зон, лечат тоже немало ковидных и постковидных пациентов. Более того, они стали «тяжелее» и работать с ними сложнее, опаснее. У нас разделения на красные зоны нет. В Германии даже больше страдает средний медперсонал: именно это было лимитирующим фактором, а не заполнение коек интенсивной терапии.
«Комиссия дала разрешение на вакцинацию детей»
— Какую вакцину предпочитают русскоязычные жители Германии: нашу, российскую, или все-таки немецкую?
— Здесь ситуация следующая: какая вакцина разрешена в той или иной стране. В Германии сейчас разрешены четыре вакцины: «Пфайзер» и «Модерна», «АстраЗенека» и американская «Джонсон и Джонсон». Некоторые из этих вакцин имеют аналоги российских вакцин. Например, «АстраЗенека» схожа со «Спутником»: они обе векторные, имеют две фазы, основываются на аденовирусах. В русской версии аденовирусы человеческие, а в «АстраЗенеке» используется обезьяний вектор. «Джонсон и Джонсон» фактически аналог «Спутника Лайт» — делается единожды.
— Прививают ли детей в Германии?
— Сейчас существует разрешение на вакцинацию детей в возрасте от 12 до 17 лет вакциной «Пфайзер». Насколько я знаю, в Америке уже есть разрешение для вакцинации и детей более младшего возраста. У нас его пока нет, и с детьми ситуация довольно сложная. Наша комиссия по прививочной кампании в первый раз не рекомендовала прививать детей. Однако второй раз она дала разрешение на прививку, ориентируясь на социальные жалобы. Дети, сидящие дома, не учат уроки, а просто сходят с ума в прямом и переносном смысле этого слова! Поэтому при принятии решения учитывались не только индивидуальные риски и польза для детей, но и социальные факторы, чтобы дети не выпадали из реальной жизни. Я недавно видел статистику, что дети с 12 до 18 лет привиты уже на 40%.
— Какие ограничительные меры были приняты в Германии в прошлом году, а какие сохраняются в нынешнем?
— У нас не было полного локдауна, как в Италии, например. На работе нам раздавали специальные разрешения на случай введения, чтобы мы могли как врачи ездить на работу и обратно.
Были другие жесткие ограничения: закрыты все магазины, кроме продовольственных, введены правила сбора количества людей. Отслеживались люди в ресторанах, компании на площадках. Это закончилось в начале лета прошлого года. Сейчас ограничения регулируются частично федеральным законом, а частично земельными законами, так как Германия — федеративная страна и разные земли могут вводить свои правила. В настоящее время мы по-прежнему носим маски, детям в моей земле недавно разрешили сидеть за партой без маски. Ограничений стало гораздо меньше, но они остаются для проведения мероприятий: нельзя собираться более 50 человек в закрытом помещении и более 25 тысяч человек на открытом воздухе. Есть показатели, на которых основываются эти решения. Такими показателями являются количество заболевших на 100 тысяч за последние семь дней или же количество заболевших, поступивших на койки интенсивной терапии.
— В Германии, как и в России, введены QR-коды и сертификаты?
— У нас существует специальная программа, которая похожа на ваш сертификат со штрихкодом, она не носит временный характер. Программа подтверждает факт вакцинации. А я привит трижды, скажу я вам. Существуют 2 степени «привитости»: 3G (geimpfte, genesene und getestete, вакцинированные, переболевшие и протестированные), 2G (geimpfte und genesene, вакцинированные и переболевшие ковидом). Есть мероприятия, которые допускают посещения разных групп граждан. Чтобы пойти в ресторан, я должен быть или привитым, или переболевшим. Последний год тесты на COVID-19 были бесплатные, и за 15 минут можно было определить, заразен человек или нет. Сейчас эти тесты стали платные. Это делается по аналогии с QR-кодами, чтобы людям было выгодно привиться. Многие граждане не прививаются по разным причинам: кто-то ничего не слышал, кто-то не убежден или просто еще руки не дошли. Такие меры, как с немецкими тестами, я поддерживаю, они помогают предотвращать распространение вируса.