«Врач не должен быть безразличным»: откровенное интервью с заведующим ожогового отделения Пироговки

Ожоговое отделение больницы Пирогова — единственное в своем роде в Самарской области. Сюда доставляют пострадавших от ожогов со всего региона, проводят пересадку кожи и даже буквально заново создают лица. С какими случаями сталкиваются врачи? Как организована работа отделения? Об этом мы поговорили с заведующим, врачом-хирургом Константином Филимоновым.

— У вашего отделения интересная история. Оно ведь стало делом вашей семьи. Как всё начиналось?

— Начинала моя бабушка Лидия Филимонова. В 1969 году в деревянном бараке на территории больницы начало работать ожоговое отделение. Постепенно условия улучшались. Одно время наших пациентов лечили в 7-этажном корпусе.

А в 1980-х годах уже построили это здание — по проекту, специально разработанному для лечения ожоговых больных. Предусмотрели операционные, реанимацию, помывочные, перевязочные, лифты для подъема пациентов. То есть сделали специальное медицинское здание. После бабушки отделение возглавил мой отец Александр Филимонов. Я учился под его руководством, а теперь и сам руковожу.

— Похоже, ваша судьба была предрешена?

— Да, по сути так и было. В нашей семье все врачи — бабушка, дедушка, мать, отец, тетя. Соответственно, и дома все разговоры были о медицине. Когда растешь, буквально пропитываешься этой атмосферой. Я и не думал о чем-то другом. Знал, что стану врачом.

Когда учился, отец меня уговаривал попробовать другие профили. В интернатуре я был и в сосудистой хирургии, и в торакальной, и в общей. Но в итоге ноги всё равно привели меня сюда.

В ожоговом работать непросто, и выдерживают это не все. Поступают очень тяжелые пациенты, у которых сожжено всё тело. Студенты падали в обмороки, когда такое видели. И мне плохело. Но ты же смотришь на это уже с профессиональной точки зрения. Как помочь? Как спасти? Как вернуть человеку его прежний облик? Это постепенно становится твоей жизнью. Операционная — твоим маленьким миром. Знаешь, что тебя в любой момент могут вызвать на помощь — ночью, в праздники, выходные. Крупный пожар — пострадавших доставляют в наше отделение. Прорвало теплотрассу, как на Ташкентской в 2019 году, — пострадавших тоже к нам. Кого-то ударило молнией или током — мы лечим. Но когда видишь результат своей работы, как пациенты идут на поправку, возвращаются к своей обычной жизни, вдохновляешься еще больше.

— Расскажите подробнее о том, какую медицинскую помощь оказывают в вашем отделении жителям?

— Мы работаем круглосуточно и оказываем в том числе амбулаторную помощь. То есть любой человек, получивший ожог, может к нам обратиться за помощью. Если травма не очень тяжелая, врач проводит обработку, накладывает повязку при необходимости, назначает лечение и отпускает человека домой.

Если же ожог сложный — госпитализируем. При необходимости проводим операцию, делаем пересадку кожи. К нам доставляют пациентов со всего региона, в том числе с помощью санавиации. Наше отделение — единственное такого уровня в Самарской области — ожоговый центр.

У нас есть палаты для взрослых и детей, реанимация, операционные для экстренной и плановой хирургии. На первом этаже оборудованы боксированные палаты. Есть боксированные палаты с отдельным входом. Там размещаем пациентов с инфекционными заболеваниями.

Есть кабинеты с гипербарическими барокамерами, физиотерапии, рентген. То есть это такой комплекс — всё лечение пациент получает здесь.

А это гидрокровать. Она помогает облегчить боль пациента, ускорить выздоровление. В основе — кварцевый песок. При включении кровати он начинает бурлить. Мы выставляем температуру 36 градусов и кладем пациента на эту простынь. Она пропускает воздух, но не пропускает песок. Пациент лежит, как в невесомости, как в воде. Ему не больно, так как нет давления. Ожоги подсыхают.

80% наших пациентов — с ожогами: от тех, кто пролил на себя суп или уснул на батарее, до тех, кто пострадал в пожаре. Также принимаем пациентов с химическими ожогами, электротравмами, устраняем дефекты кожи — например, когда есть скальпированные раны, трофические язвы.

Проводим высокотехнологичные операции — они требуются людям, у которых 30% и более поражения тела. Всё это делается по ОМС из средств областного бюджета.

Также мы делаем пластические операции. Например, убираем рубцы, которые возникают после заживления ожогов. Бывают очень тяжелые случаи, когда у человека, например, происходит выворот век, пальцы не сгибаются. Мы удаляем эту плотную ткань и пересаживаем здоровую кожу. Также восстанавливаем грудь после онкологических заболеваний. Можем помочь человеку исправить последствия ДТП, различных операций. Платно или бесплатно — зависит от каждой конкретной ситуации.

— Думаю, каждый из нас в своей жизни получал ожоги. Как понять, что пора бежать в больницу? И какая первая помощь при ожоге будет правильной?

— В случае с ожогами лучше не заниматься самолечением. Есть много заблуждений насчет того, как оно должно проходить. Люди в огромном количестве мажут ожоги гусиным жиром, различными маслами, сметаной, яйцами, картошкой. Был даже случай, когда бабушка натерла внуку руку солью. Но всё это неправильно!

Когда вы мажете обожженный участок кожи жиром — только усугубляете травму. Я уж молчу про соль. Первое, что нужно сделать при получении ожога, — охладить. Обожгли вы руку — поместите ее под струю холодной воды и держите минут 15–20. Если кожа просто покраснела, нет волдырей, то можно приложить повязку с раствором не спиртового антисептика — «Хлоргексидина» или «Мирамистина», и каждые 2 часа ее смачивать. Если появляются волдыри — приезжайте к нам.

Но тут важно понимать, что грамотно оценить степень ожога может только врач. И лечение грамотное назначит только врач. Какие-то повязки и мази нельзя, например, применять сразу после ожога. А человеку посоветовали...

Запускать такие травмы не нужно. Может развиться инфекция, нагноение, и в этом случае восстановление будет длиться очень долго.

Есть ожоги 1, 2 и 3-й степеней. 1-й и 2-й заживают самостоятельно. Лечение проходит с помощью мазей, специальных повязок, ускоряющих заживление раны. Бывают неравномерные ожоги — на одном участке они глубокие, на другом — поверхностные. В этом случае применяем биодеградирующие повязки и аппарат для лечения ран отрицательным давлением. Этот аппарат усиливает приток крови и насыщение тканей кислородом, благодаря чему рана быстрее заживает.

При третьей степени ожога, когда сгорает кожа, требуется оперативное вмешательство. Такие ожоги очень опасны. Сгоревшую кожу организм воспринимает как чужеродный орган и начинает отторгать ее. Продукты распада попадают в кровь, и у человека возникает интоксикация. Если вовремя не оказать помощь, он умрет. Поэтому в первые 7 суток мы проводим операцию, чтобы убрать все обгоревшие ткани и подготовить рану к пересадке кожи. Иногда это делается в рамках одной операции, иногда — поэтапно.

Сейчас применяем гидрохирургический скальпель — в основном при лечении детей. С помощью него проводим обработку ран под струей воды: несколько десятых миллиметра под очень сильным давлением. Она срезает обожженные ткани. Остается чистая рана. Методика хорошая, бескровная. Делать операцию с помощью такого скальпеля можно уже на вторые сутки после получения ожога.

— Как проводится пересадка кожи? Для этого используют доноров?

— Нет, человеку можно пересаживать только свою кожу. Ни братья, ни матери, ни отцы, ни сестры как доноры не подходят. Их кожа у вас всё равно не приживется. Исключение — однояйцевые близнецы, так как у них одинаковая ДНК.

Кожу мы берем с различных участков тела человека — например, бедра или живота. Когда нужны небольшие лоскуты, используем специальные дерматомы. Сейчас все они беспроводные. Включаем и срезаем лоскут нужной толщины и ширины. Нельзя трогать лицо, кисти, стопы, область суставов. Это функциональные участки.

При обширных ожогах мы сталкиваемся с проблемой нехватки кожи. Например, у человека ожог 50% тела. С лица и функциональных частей кожу брать нельзя. Остается всего 20% кожи. И для выхода из этой ситуации есть специальные перфораторы кожи. Берем лоскут, кладем на подложку с ребристостями и пропускаем через перфоратор. Он прорезает кожу таким образом, чтобы ее можно было растянуть.

В сложных случаях нужны большие участки кожи. Например, как у Марии Овчаровой. У нее обгорело лицо в результате аварии. Мы делали новое лицо из куска кожи, взятого с бедра.

— История Маши, конечно, поражает. Это был ваш самый сложный случай?

— Один из. В операционной порой приходится стоять часами. Самая длительная операция длилась у меня 8,5 часов. Но когда ты ведущий хирург, а не ассистируешь, например, то время быстро пролетает — ты ответственный за человека, решаешь, как лучше сделать, какую технику применить и так далее.

Для меня сложнее всего — терять пациентов. Первые 5 лет это ломало меня. Иногда поступают пациенты, которых невозможно спасти. Их травмы несовместимы с жизнью. Помню, когда мне было 25–27 лет, в отделение поступила маленькая девочка. У нее 90% тела было обожжено. Только голова целой осталась. Я везу ее на каталке в лифте, а она спрашивает: «Дяденька доктор, я буду жить?» Я не знал, что сказать ей. В скором времени она умерла. Было тяжело, когда потерял трех молодых парней, которые сильно пострадали в одном пожаре.

Но каждый доктор должен это пропускать через себя. Иначе ты станешь черствым и безразличным. Человека в тебе останется мало. Но и важно не сойти с ума, не сломать себя. Ты пытаешься это погасить в себе, кричишь внутри себя, а потом принимаешь, проглатываешь, идешь дальше, помогаешь другим пациентам, стараешься еще больше.