«Не могу спокойно пройти мимо детской площадки»: интервью с детским травматологом

Конец весны и лето — горячая пора для детских травматологов. Круговорот переломов рук и ног, сотни рентгеновских снимков в неделю, заполненные до отказа палаты — для них это обычные рабочие будни. Мы встретились с травматологом-ортопедом педиатрического корпуса больницы имени В. Д. Середавина Федором Барановым. Он рассказал 63.RU о том, что чаще всего ломают летом дети, какой возраст самый травмоопасный, что он запрещает своим дочерям и почему ушел из рок-группы.

«Советую больше заниматься детьми»

— Федор Алексеевич, расскажите, с какими травмами к вам поступают дети? Выделите топ самых распространенных.

— В наше отделение поступают дети с травмами опорно-двигательной системы. На первом месте переломы костей предплечья. Второе занимают переломы плечевой кости, в области локтевого сустава, и в сумме на эти травмы приходится более 60% наших пациентов. Третье место — неосложненные компрессионные переломы тел позвонков. Ну а на четвертом — переломы длинных трубчатых костей, таких как бедренная и большеберцовая кости, переломы ключицы, а также политравмы. С наступлением теплых, солнечных дней количество травм многократно увеличивается. Это связано с тем, что дети выходят на улицу, достают роликовые коньки, скейты, велосипеды, играют на детских площадках.

— Детей какого возраста в основном вы лечите?

— В нашем отделении проходят лечение дети с рождения до 15 лет. Но наиболее часто травмы происходят в школьном возрасте — с 8 до 14 лет. Школьники более свободны, на улице гуляют без взрослых. Дошкольники тоже получают травмы, но значительно меньше. Малыши, как правило, находятся под усердным присмотром родителей. А травмы у грудных детей, то есть от рождения до года, — это единичные случаи.

— Какие советы можете дать родителям, чтобы обезопасить детей летом?

— К сожалению, от травм не застрахован ни один ребенок, так как энергии у детей очень много, они любознательны и активны. Чаще травмы получают дети, которые предоставлены сами себе — лазают по деревьям, прыгают по гаражам. Если же родители детьми занимаются или у ребенка грамотно организован досуг, то травм у таких ребят значительно меньше. Поэтому я советую уделять больше внимания детям, направлять их энергию в нужное русло, посещать спортивные секции, всевозможные кружки по интересам.

«Приходится быть психологом»

— Как вы работаете с родителями детей, которые получили травмы?

— Первоочередная задача — это, конечно же, вылечить ребенка, но при этом в наши обязанности входит и оказание психологической помощи родителям. В большинстве своем папы и мамы оказываются не готовы к травме их детей. И чем меньше ребенок, тем больше психологический стресс у взрослых. Довольно часто родители пытаются помогать нам в оказании помощи, иногда даже излишне, пытаются давать советы. Всё списываем на эмоциональные переживания, объясняем, порой не один и не два раза, чтобы родители успокоились и смогли объективно оценить сложившуюся ситуацию.

— А можете определить сложность травмы на глаз?

— Расскажу, как в принципе происходит госпитализация. 80% детей поступают в больницу по экстренным показаниям. Если родители вызвали скорую помощь, то первую помощь ребенку оказывают именно приехавшие медики. Потом его везут в травматологический пункт больницы, где проводят первичную диагностику и все необходимые обследования. Если повреждения не тяжелые, такие как перелом без смещения или ушибы мягких тканей, растяжение связочного аппарата, то помощь оказывают врачи травмпункта и отправляют на долечивание в поликлинику по месту жительства. При более серьезных повреждениях, когда требуется лечение в условиях стационара, пациента госпитализируют. Также ребенка могут привезти в травмпункт родители самостоятельно. Алгоритм такой же, как и при поступлении по скорой помощи.

— А вы делаете операции? Какие?

— Говоря простым языком, во время перелома ломается кость и ее отломки смещаются. Чтобы их вернуть на место, надо эти отломки сопоставить и зафиксировать. Такие операции — металлоостеосинтез — в основном и приходится делать. Также врачи нашего отделения делают операции при ранах и повреждениях сухожилий мышц.

— Самую длительную свою операцию помните?

— В памяти два случая. Первый: подросток, перелезая через забор из металлического листа, сильно порезал предплечье и кисть, повредил все сухожилия сгибателей пальцев кисти и три крупных нерва. Операцию по восстановлению и реконструкции всех повреждений проводили более четырех часов. Второй случай: девочка выпала из окна пятого этажа, получила множество переломов, в том числе костей таза, бедренной кости, костей стопы и предплечья. Операцию выполняли большой бригадой, состоящей из четырех докторов-травматологов, оперировали три с половиной часа. Но это эксклюзивные случаи. В основном в нашем отделении мы делаем менее сложные операции, и они длятся около 30–60 минут.

— А первую свою операцию помните?

— Я ее помню как вчера. Во время учебы в медицинском университете я работал медицинским братом в детском травматологическом отделении, которое в ту пору находилось в городской клинической больнице имени Пирогова. Месяца через 2–3 после начала работы врач отделения, мой учитель, с которым работаю и сейчас, видя мое рвение, сказал: «Хочешь, сделай закрытую репозицию костей предплечья». (Репозиция — это медицинская манипуляция, во время которой врачи устраняют смещения и сопоставляют фрагменты кости после перелома в анатомически правильном положении для обеспечения срастания кости и исключения деформации конечности. — Прим. авт.). Это не сложная операция, но для 20-летнего студента показалась просто суперответственной задачей. Я очень волновался. Когда с трепетом показал доктору контрольные рентгенограммы, он меня похвалил и одобрительно сказал: «Очень хорошо, молодец». В этот момент я понял, что выбрал профессию не случайно и хочу в ней остаться.

«В травматологии результаты моей работы видны в короткие сроки»

— Вы единственный доктор в семье?

— Нет, я вырос в семье врачей. Начал династию мой прадедушка, его звали Баранов Федор Алексеевич, и меня назвали в его честь, в 50-е годы XX века он был главным хирургом больницы Пирогова. Потом его дети, внуки, правнуки тоже пошли в медицину. Папа у меня был психиатр, а мама терапевт.

— А какие еще варианты возможной будущей профессии у вас были?

— Трудно сказать, перед выбором я никогда не стоял и с детства видел себя доктором. Но, возможно, стал бы музыкантом. Хотя в музыкальную школу я ходил со слезами. У нас в семье нет музыкантов, родители отдали меня на фортепиано только лишь потому, что однажды в возрасте 4–5 лет я танцевал в толпе на первомайской демонстрации. И они почему-то решили, что я музыкален. Когда меня принимали, то сказали, что у меня нет ни слуха, ни голоса. После окончания школы года два вообще не прикасался к фортепиано. Со временем понял, что потребность в музыке всё-таки есть. В студенческие годы даже играл в рок-группе на синтезаторе.

— Сейчас эта группа существует?

— Нет, мы все уже повзрослели и переросли это увлечение. Тогда в нашей группе играли студенты из разных вузов: были программист, строитель, врачи (я и вокалист-психиатр) и один барабанщик без образования. Играли около шести лет, выступали на региональном уровне.

— А почему вы выбрали травматологию?

— Когда поступил в медицинский университет, то понимал, что буду заниматься какой-то хирургической специальностью, но не знал до третьего курса, какой именно. На третьем курсе начал ходить на дежурства в те отделения, где у нас проходили занятия. И постепенно, рассматривая все специальности, пришел в травматологию и ортопедию. В травматологии как нигде результаты работы видны в короткий срок. Пациента доставляют с переломом, конечность деформирована, не функционирует, благодаря врачам кость восстанавливается, конечность снова начинает работать. От этого испытываешь позитивные эмоции, удовлетворение от проделанной работы, понимаешь, что не зря учился и работаешь.

— Дружите с пациентами и их родителями?

— В детской травматологии, если врачи сделали всё хорошо, то родители пытаются забыть этот случай как страшный сон. Они благодарны, но говорят: «Дай бог, что ребенок больше не получит травму, и мы не попадем в больницу». Травму психологически сложно пережить и ребенку, и родителям.

— Часто к вам обращаются за помощью вне работы?

— Достаточно часто, пытаюсь помочь по мере сил. Обращения можно условно разделить на две группы. Одни обращаются непосредственно по моей специальности. Например, у соседей ребенок недавно ломал руку. Оперировал его я. Большая группа людей обращается по вопросам медицины в общем: куда обратиться по той или иной проблеме, у какого доктора лучше проконсультироваться и т. д. Много знакомых, кто просит осмотреть ребенка по ортопедическим проблемам, например с нарушением осанки или плоскостопием и др. Ведь по специальности я не только травматолог, но и ортопед.

«Пробежал московский марафон»

— Своим детям объясняете правила поведения на детских площадках?

— У меня две дочери — пять лет и два с половиной года. Первая более спокойная, она сама никуда не полезет, ей больше нравится заниматься чем-то нетравмоопасным. Младшая не боится ничего. Может быть, своим детям я запрещаю больше, чем другие родители. Это, видимо, следствие профессии, спокойно мимо детской площадки не могу пройти, кажется, что сейчас там кто-то упадет и расшибется.

— Остается ли время на увлечения?

— Раньше, когда не было семьи и шло становление меня как врача, я работал очень много. С появлением семьи работа по-прежнему занимает значительную часть моей жизни, но рабочее время мне удалось оптимизировать. Стараюсь больше времени проводить с семьей и выделять время на хобби. У меня их два. Бег на любительском уровне, тренируюсь 4–5 раз в неделю, в прошлом году даже пробежал в Москве марафон (42 километра), зимой бег на лыжах, а также музыка. Играю на фортепиано для себя.