Станислав Долгов, президент клуба «ЭПРОН» («Нептун-про»), руководитель подводных экспедиций: «Мы ищем затонувшие корабли, чтобы те, кто погиб на них, не остались безвестными»

В этом году клуб «ЭПРОН» (бывш. «Нептун-про») отмечает двойной юбилей. Это 15-летие организации и 25-ая подводная экспедиция на Черное море. С 1996 года тольяттинские любители моря и истории занимаются подводной историей, связанной с периодом Великой Отечественной войны, поиском и идентификацией затонувших кораблей. Члены клуба нашли, обследовали и идентифицировали десятки объектов. В экспедициях приняли участие сотни человек из России и ближнего зарубежья. По решению жюри II Российской национальной премии в области подводной деятельности «Подводный мир» и конфедерации подводной деятельности России «Нептун-про» удостоен звания «Лучший клуб подводного плавания России». Об этом и многом другом Tolyatty.ru рассказал президент клуба «ЭПРОН», руководитель подводных экспедиций Станислав Долгов.

– Станислав, в августе прошла 25-ая, юбилейная экспедиция. Чем она ознаменовалась?

– 25-ую экспедицию клуба в год его 15-летия мы решили провести в Керченском проливе, в районе мыса Панагия. За годы войны эта акватория имела стратегическое значение для переброски войск по морю. Этот район постоянно минировали немцы и, как следствие, на минах подрывались наши корабли. В первые дни мы обнаружили два объекта, судя по сонограммам, неприродного происхождения, мы предположили, что это бот ПВО-10 и КАТЩ-156 «Днестр», но обследовать их сразу не представилось возможным из-за практически нулевой видимости. Решили отложить их осмотр и продолжать приборное обследование. Но удача была в этот раз не на нашей стороне. Через несколько дней погода настолько ухудшилась, что даже выход в море стал проблематичным. Место нашей стоянки лодок и технический пункт практически смыло в море. Но тем не менее, нам удалось обнаружить место немецкой минной постановки (по якорям, вытянувшимся в цепочку на дне) и провести регулярный мониторинг ранее найденных объектов.

– Помимо двух объектов времен войны вам, возможно, удалось обнаружить место крушения древнего судна, это так?

– Действительно, напоследок наши разведчики обнаружили обломки старинного корабля, разбросанные по грунту. Поначалу мы подумали, что это древнегреческий торговый корабль – слишком много было найдено черепков от разнообразной посуды, но среди находок были найдены и металлические предметы. Гвозди или другие кованные предметы, явно старинные, но не периода Древней Греции. Что это за корабль, его принадлежность и возраст нам определить не удалось. Это можно будет сказать только при тщательном обследовании места крушения и совместно с историками и археологами. А пока мы оставили его в первозданном виде до лучших времен. Так что говорить о исторических открытиях пока рано. Сейчас мы уже перешли от эйфории только нахождения объекта на дне, будь то корабль времен войны или свидетельства древних цивилизаций. Мы перешли на планомерную работу по их идентификации. Как правило, экспедиции длятся около месяца в году, а остальное время мы изучаем архивы и мемуары. Это может кому-то показаться рутиной, что мы из года в год занимаемся одним и тем же. На самом деле это не так. Когда мы совершаем находки, то радуемся, что получили новые вопросы, на которые нам предстоит получить ответы. Когда получаем ответы, то… снова ищем, чтобы вновь озадачить себя новыми вопросами. А на наш век их будет с избытком, еще и внукам останутся.

– Как происходит выбор места для очередной экспедиции? Обследование дна происходит всегда в одном и том же районе?

– Если говорить в общем, то место одно – это Черное море. Чаще – Керченский пролив (там в годы войны затонуло много десантных плавсредств). Где-то 10-20 дней в году мы проводим в экспедициях, ищем, ныряем, обследуем. А остальные 345 дней работаем с архивами, мемуарами, историческими данными. По документам находим перспективный объект или акваторию, в которой есть перспективы обнаружения затонувших кораблей и организуем туда экспедицию. Чем больше неизвестного, тем интереснее.

Экспедиции для нас не только изыскательская деятельность, но и активный отдых. Присоединиться может любой желающий, который готов что-то привнести в экспедиционную деятельность и не равнодушен к истории своей страны. Все реже мы стали брать просто попутчиков. Ведь когда человек приезжает на юг, то сталкивается с тем, что там отдых – море, солнце, воздух, таманское вино. Он хочет лежать и отдыхать. В то же время если человек говорит, что умеет классно играть на гитаре или неплохо готовит, то мы его с собой с удовольствием берем. Потому что мы часов пять–шесть часов находимся в море, остальное время на берегу. С нами ездят дети, семьи. Мы обязательно устраиваем день Нептуна. Смотрим вечером фильмы про войну. Потом обсуждаем их чуть ли не до утра.

– Почему именно война?

– В нашем детстве не было компьютерных игр, и мы играли в войнушку. Затем в советские годы было довольно сильное патриотическое воспитание. Видно, оно сказалось на моем выборе. В детстве не мог сказать, что мечтаю заниматься войной. Но когда я вырос, то стал интересоваться, откуда идут мои корни. У меня два деда воевали. Один получил контузию под Сталинградом и был демобилизован. А второй погиб за 20 дней до Победы в апреле 1945 года в Польше. Кстати, я долго искал его могилу, узнавал, как и где он погиб. Родственники только знали, что это произошло где-то в Польше. И, в конце концов, я нашел его могилу. Это был шок для всех родных и близких. У других людей тоже родные воевали. К примеру, мы нашли корабль, а кто-то знает, что его дед или прадед воевал на нем. Может, у родных сохранилась похоронка, а может, письмо с названием корабля. По крайней мере, человек сможет приехать и поклониться месту, где погиб его дед. Мы живем памятью. Никто же не хочет, чтобы мы были безвестно забыты нашими детьми и внуками. Точно так же и мы совершаем эти экспедиции, чтобы восстановить страницы истории. Вообще я ныряю с 1995 года. Море – это моя мечта детства. Хоть и не попал служить на флот, но под водой и в море я провел времени не меньше, чем многие матросы с подводных лодок.

– Станислав, что происходит с находками после того, как вы их обнаружили?

– Находки нельзя поднимать и нарушать их целостность. Но если мы знаем, что они могут стать стать памятником или экспонатом музея, то по согласованию с археологами и сотрудниками музеев, производим подъем. Так, одна пушка, поднятая нами в 2000 году, находится у входа анапский морской музей. Другая – «сорокапятка», передана Краснодарскому Краеведческому музею, а швейцарский зенитный автомат «ЭРЛИКОН» украшает экспозицию музея казачества в Тамани. По инициативе клуба состоялся подъем пушки Лендера с бронекатера БКА-073 и ее водружение на мысе Тузла. Сейчас это памятник участникам боёв и десантов за освобождение Таманского полуострова. Наша цель провести идентификацию объекта, и потому основным объектом нашего внимания становятся маркировки на орудиях, гильзах и механизмах. Ведь за десятки лет прочесть название корабля на борту уже не представляется возможным.

– Ваши начинания как-то поддерживаются властями?

– Нас знают на уровне страны больше, чем в городе. Моя личная гордость, что клуб удостоен звания лучшего по стране, меня приняли в члены конфедерации подводной деятельности России и мне вручили медаль «За вклад в подводную деятельность». Это 12-ая по счету медаль на уровне государства. Ее вручали крупный российский ученый-океанолог, президент Государственной полярной академии Артур Чилингаров и исследователь Мирового океана с применением глубоководных обитаемых аппаратов «МИР», герой РФ Анатолий Сагалевич. Кстати, они тоже кавалеры такой же награды. Находится с ними в однгм ряду очень почетно.

В родном Тольятти мы тоже проводим обследование Волги. Погружались в самой глубокой ее точке. Проводим встречи со школьниками и студентами. В преддверии каждого 9 мая я беру чемодан с находками и иду в тольяттинские школы, провожу уроки памяти. Детям увидеть артефакты военной поры намного интереснее и показательнее, чем прочесть параграф в учебнике. Я бы хотел создать музей. Но для этого нужно помещение, которое, как мы ни бились, нам никто не дает. Клуб у нас некоммерческий и арендовать помещение нам не по карману. Мы бы смогли сами создать экспозицию патриотической направленности. Но пока это остается только на уровне желаний. Поэтому я и говорю, что нас знают на уровне страны, но городу явно «не до нас».

– Насколько затратны подобные экспедиции для участников?

– В целом с дорогой, питанием, членским взносом путешествие обходится в три раза дешевле поездки на Красное море или в Турцию, но у каждого свои приоритеты. Ведь мы не нежимся на ухоженных пляжах и не размещаемся в многозвездочных отелях. Хотя и сегодня немало тех, кто песню у костра ценит выше предложений «все включено».

– Станислав, за плечами 25-ая экспедиция, 15 лет со дня основания клуба. Что ждет «ЭПРОН» впереди?

– Юбилейная экспедиция оказалась не очень удачной, в плане идентификации найденных объектов. Но самое главное, что мы их нашли. А значит, есть перспективные направления деятельности. Есть еще много акваторий, которые предстоит обследовать. Можно говорить часами, о том, что мы хотим и к чему стремимся. Самое главное – это искать! Искать, погружаясь в глубину, в историю.