Вадим Леванов, драматург: «Театр не может существовать без обновления и современного слова на сцене»

В пятницу, 1 апреля, в молодежном драматическом театре Тольятти состоится премьера спектакля «Шкаф», поставленного по пьесе известного тольяттинского драматурга Вадима Леванова. Автор более тридцати пьес, а также киносценариев, рассказов и эссе окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Пьесы Леванова ставили на сценических площадках Москвы, Санкт-Петербурга, Тольятти, Нанси (Франция), Екатеринбурга, Элисты, Липецка, Ди (Франция), Саратова, Клайпеды (Литва), Ханты-Мансийска, Гиссена (Германия) и других. Прозаик, драматург, режиссер Вадим Леванов рассказал Tolyatty.ru о понятии «новая драма» и тольяттинской школе драматургии.

– Вадим, пьеса «Шкаф» посвящена реалиям современного Тольятти?

– Это практически одна из первых моих пьес, которая написана давно. На тот момент я не жил в Тольятти и какого-то непосредственного отношения к городу она не имеет. Она посвящена реалиям нашей жизни, проблемам, которые никуда не делись и не изменились. В пьесе «Шкаф» затронуты простые человеческие отношения, которые в своей простоте всегда очень сложны. Я думаю, что эта постановка будет интересна тольяттинскому зрителю.

– В театральном мире существует термин «тольяттинская школа драматургии». Что вы вкладываете в это понятие?

– Действительно, такая формулировка уже вошла в литературоведческие анналы. Это, конечно же, очень приятно. Но я всегда говорю, что это не вполне школа. Потому что школа предполагает наличие мастера и определенного дискурса. В полной мере так можно говорить про школу Коляды в Екатеринбурге. У нас же это такое содружество драматургов. Но, тем не менее, есть некоторые черты, которые объединяют людей, относящихся к этой условной школе. Это прежде всего Вячеслав и Михаил Дурненковы, Юрий Клавдиев, Кира Малинина. Сейчас многие проживают в разных местах: в Москве, Санкт-Петербурге, Харькове. Тем не менее, они поддерживают связь с городом и, безусловно, эта школа продолжает существовать. Появляются новые имена. Например, сестры Савины – Ольга и Даша, которые тоже пишут драматургические тексты. Кроме того были мастер-классы в Петербурге, и сейчас появились авторы, которые, несмотря на то что живут в Северной столице, тоже имеют некое отношение к тольяттинской школе драматургии. К тому же мы с самарским драматургом Германом Грековым создали областную секцию драматургии, куда можно отправлять свои произведения. Будем пытаться поддерживать интересные творческие работы.

– Жанр »Шкафа» определен как «новая драма». Это и есть тольяттинская школа?

– Я бы не взял на себя такую смелость. Есть целая когорта литературоведов, литературных критиков, которые занимаются изучением «новой драмы». Так, например, в конце апреля в Самаре состоится очередной семинар на эту тему. Новая драма стала предметом изучения академической науки, и это радует.

– Напомните, пожалуйста, чем отличается «новая драма» от «классической»?

– Безусловно, у этого понятия есть свои родовые признаки. Новая драма – это довольно широкое явление, которое не исчерпывается исключительно маргинальными историями про низы общества, как считают многие. Отличительная черта – это повышенный интерес к реалиям окружающей жизни, социальным проблемам. Это происходило в противовес засилью классики на театральных площадках страны, которое было некоторое время назад. Сейчас ситуация меняется, и «новая драма» завоевывает сцену. Это видно по количеству постановок современной драматургии. Задача новой драмы – это поиски нового театрального языка, без которого невозможно развитие театра.

– В каком состоянии тольяттинские проекты «Майские чтения», «Новая драма Тольятти», «Новые чтения»?

– Отделим мух от котлет. Проект «Майские чтения», который мы делали на протяжении 7 лет, на мой взгляд, прекратил свое существование. Это был фестиваль театра и разных проявлений современного искусства. На смену ему пришел фестиваль, который мы делали совместно с московским фестивалем «Новая драма». Мы привозили какие-то столичные спектакли, в том числе по тольяттинским авторам. Фестиваль проходил три раза и сейчас также прекратил свое существование. На смену ему пришел фестиваль современной драматургии под названием «Новая пьеса». Он встроен в программу московского фестиваля «Золотая маска». Кроме того, мы сделали передвижную лабораторию «Новые чтения», у которой уже состоялся ряд выездных читок в Казани, Самаре, Петербурге и Тольятти. Может быть, в этом году нам удастся в формате «Новых чтений» сделать какую-то программу читок в Тольятти, сопряженную с апрельским семинаром в Самаре.

– Ваши пьесы ставятся на сценических площадках разных городов, в том числе и зарубежных. Чем отличается иностранная публика от российской?

– Дело в том, что в репертуаре европейского театра современная драматургия занимает гораздо больше места, нежели у нас. В Германии – 60%, в Великобритании – почти 90%, во Франции тоже значительный процент. У нас исторически сложилось по-другому, но сейчас, как мне кажется, ситуация выравнивается. В частности, новая драма завоевывает российскую сцену. Приходит новое поколение режиссуры, которому интересно работать с этим материалом. Даже присутствие современной драматургии на большом фестивале «Золотая маска» о многом говорит. А что касается лично меня и моих постановок, то тут трудно обвинять театр или кого-то еще. Где-то ставят, а где-то нет. Это всегда очень индивидуально. Здесь должно произойти что-то похожее на любовь, некое соединение театра и человека.

– Могут ли драматурга прокормить театральные постановки?

– Выжить исключительно за счет театра пока, к сожалению, невозможно. Большинство моих друзей и коллег зарабатывают не в театре, а на телевидении. Все пишут какие-то сериалы, участвуют в разных проектах. Это не плохо и не хорошо, просто это так. При этом приход авторов, в том числе из новой драмы, мне кажется, может положительно сказаться на уровне тех же сериалов.

– К каким сериалам имеют отношение драматурги, имена которых прозвучали в нашем разговоре?

– Самым знаковым или эпатажным сериалом стала «Школа». Я там тоже немного поучаствовал как диалогист. Слава Дурненков был главным автором с Наташей Ворожбит. Они разрабатывали сюжет. Активно участвовал в написании этого сериала и Юра Клавдиев. Существует целый спектр мнений по этому сериалу. Мне нисколько за него не стыдно, и я считаю, что это в определенном смысле прорыв. Это попытка говорить о реальных вещах. Потому что если посмотреть тенденции, то современное телевидение – это бесконечная иллюзия действительности.

– Есть ли авторы, на которых вы ориентируетесь, когда пишете свои работы?

– Я не могу сказать, что на кого-то ориентируюсь. Было сказано правильно: «Не создавай себе кумира». Мне интересны тенденции, которые существуют, интересно наблюдать и понимать, как сейчас развивается театр, и какие возникают векторы развития той же драматургии и литературы в целом. Мы очень ограничены в возможностях, и мы мало видим европейский театр, который ушел далеко вперед. Это произошло в силу объективных причин – 40 лет железного занавеса лишили нас возможности идти не просто в ногу, а степ бай степ. К сожалению, мы далеко позади. Но это именно в театре, драматургия чуть-чуть догоняет. Это видно, потому что есть интерес европейских театров к русским авторам. Тех же братьев Дурненковых поставили в Шекспировском театре. Это потрясающе. Поэтому нужно стараться как можно больше узнавать об этом и смотреть, куда движется драматургия.

– Новую драму обвиняют в использовании ненормативной лексики. Как вы к этому относитесь?

– Часто говорят, что вот, мол, Максим Горький написал пьесу «На дне» про маргинальные слои, низы, ночлежку и там нет ни одного слова ненормативной лексики. Дело в том, что Горький писал 100 лет назад. И это все-таки было другое время. Тогда ненормативная лексика была табуирована, и это действительно считалось ругательством. Сейчас произошли некоторые лингвистические сдвиги. Нужно понимать, что люди этим языком не оскорбляют друг друга, они на нем разговаривают. Человек просто выражает свои эмоции и это не обязательно негатив. Это языковой пласт, использование которого, однако, должно быть оправданно. Мне не нравится, когда ненормативную лексику используют как элемент эпатажа, и она не имеет внутреннего обоснования. У нас такая ханжеская страна, в которой человек может ругаться в жизни, но, не дай бог, услышит это со сцены. Я спокойно отношусь к наличию ненормативной лексики в театре.

– По какому пути пойдет российский театр, на ваш взгляд? «Новая драма» будет идти наравне с классическими постановками?

– Я в этом уверен. Мы за 40 лет не освоили даже театр абсурда, который коренным образом изменил театр. Русский театр оказался вне этого явления. Радует, что сейчас происходит все больше постановок современных драматургов. По моим пьесам репетируются спектакли в российском академическом молодежном театре в Москве, в Киеве, в Латвии, вот эта постановка пьесы «Шкаф» в Тольятти. Это только у меня, а еще есть работы многих моих друзей. Причем пьесы ставят в разных городах страны. Это важная тенденция и это объяснимо, потому что театр не может существовать без обновления и современного слова на сцене, без отражения современной жизни, тех реалий, которые нас окружают. История театра это доказывает.